Из-за дивана показался взъерошенный и помятый мистер Рэвенел.
– Прошу прощения, – проговорил он с небольшим беспокойством, – мне кажется или что-то зацепилось за мой пиджак?
Он изогнулся и повернулся посмотреть через плечо, обнаружив Джастина, который уцепился за его спину, как обезьянка, обхватив короткими ножками худощавую талию Рэвенела.
Фиби одновременно озадачило и обезоружило, с какой лёгкостью её сын играл с незнакомцем. Она не могла не сравнить общение Джастина с Эдвардом Ларсоном, которому спонтанное ребячество было не свойственно.
– Ну что, отправимся на экскурсию? – спросил мистер Рэвенел её отца.
– Я с вами, – сказала Фиби. – Если не возражаете.
Выражение лица мистера Рэвенела стало непроницаемым.
– Вы окажете нам честь, миледи.
– Джастин, – позвал Себастьян внука, – пойдём, прогуляемся вместе. Позволим мистеру Рэвенелу сопровождать маму.
Фиби бросила раздражённый взгляд в сторону отца, который сделал вид, будто ничего не заметил.
Мистер Рэвенел присел, чтобы Джастин мог слезть с его спины, а затем подошёл к Фиби.
Она смутно расслышала, как отец сказал, что выведет Джастина на улицу.
Сквозь барабанную дробь её сердцебиения прорезался тихий голос мистера Рэвенела:
– Надеюсь, вас не принудили к прогулке.
– Нет... Я хочу пойти.
Его хриплый смех взбудоражил приятные ощущения внутри.
– Вы сказали это с энтузиазмом овцы на её первой стрижке.
Видя, что его лицо приняло скорее дружелюбное, нежели насмешливое выражение, Фиби немного расслабилась.
– Мне стыдно, что вы узнали, как мало я понимаю во всех этих делах, – призналась она. – Вы будете думать обо мне плохо. Будто моё невежество умышленное.
Мистер Рэвенел какое-то время молчал. Но когда ответил, его голос был очень ласковым.
Фиби удивлённо моргнула, почувствовав, как он коснулся подбородка и приподнял её лицо вверх. Его пальцы были сухими и тёплыми, по ощущениям, словно наждачная бумага и шёлк. Их прикосновение отдалось пульсацией во всём теле. Костяшки двух пальцев с неимоверной лёгкостью прижались спереди к её шее. Она посмотрела в его тёмно-синие глаза, и между ней и Рэвенелом проскользнула таинственная искра.
– На вашем попечении находился больной муж и маленький сын, – мягко проговорил он. – Вам было чем заняться. Думали, я этого не пойму?
Фиби была уверена, что Рэвенел почувствовал, как она сглотнула, перед тем как медленно отстраниться.
– Спасибо, – выдавила она.
– За что? – Он предложил ей руку, и она приняла её, обхватив пальцами рукав его льняного пиджака без подкладки.
– За то, что не критикуете при удачной возможности.
– При моей-то репутации? Я может и подлец, но не лицемер.
– Вы очень строги к себе. Что такого непростительного вы сотворили?
Они вышли из дома и направились за особняк по широкой гравийной дорожке.
– Ничего особенного, – ответил он. – Всего лишь годами предавался обычному разврату.
– Но вы же поменяли привычки?
На его лице появилась насмешливая улыбка.
– На первый взгляд.
На улице быстро теплело, воздух наполнялся сладкими ароматами клевера, травы и пастбищ. Лесная завирушка заливалась трелью, сидя на живой изгороди, а малиновки чирикали с верхушек деревьев.
Отец и Джастин уже ушли далеко вперёд, они свернули с тропинки, чтобы рассмотреть ряд из четырёх оранжерей за регулярным садом6. Вдалеке над скотными дворами и ангарами вырисовывались фермерские постройки.
Фиби попыталась представить, о чём могла бы спросить деловая женщина.
– Ваш подход к управлению землёй... внедрение современных методов, техники... Эдвард Ларсон сказал, что это называется "интенсивным земледелием". Он говорит, оно связано с большими расходами и высоким риском, и некоторые землевладельцы разорились, применяя данную тактику.
– Многие разорились, – удивил её признанием мистер Рэвенел. – В основном потому, что они глупо рисковали или проводили ненужные улучшения. Но интенсивное земледелие заключается не в этом. Тут требуются научные методы и здравый смысл.
– Мистер Ларсон считает, что фермеру-джентльмену достаточно знать методы, проверенные временем. Говорит, что науку нельзя смешивать с природой.
Мистер Рэвенел остановился как вкопанный, заставив Фиби повернуться и посмотреть ему в лицо. Его рот приоткрылся, как будто он собирался сказать что-то резкое, затем закрылся и снова открылся.