– Гвоздь в заборе.
Фиби озабоченно нахмурилась.
– Рану нужно срочно промыть. Повезёт, если вы не подхватите столбняк.
– Ни один столб не сможет его остановить, – лукаво пошутил Кремень, и работяги разразилась хохотом.
– Дайте, посмотреть, – сказала Фиби, опускаясь на колени рядом с мистером Рэвенелом.
– Нет, вам нельзя.
– Почему?
Он исподтишка бросил на неё раздражённый взгляд.
– Царапина... в неподобающем месте.
– Ради бога, я была замужем, – ничуть не смутившись, Фиби потянулась к краю рубашки.
– Подождите. – Загорелое лицо мистера Рэвенела приобрело розоватый оттенок. Он хмуро глянул в сторону рабочих, с большим интересом наблюдавших за происходящим. – Имею я право уединиться?
Кремень помог разогнать небольшую толпу, отрывисто бросив:
– За работу, ребята. Не стойте разинув рты.
Ворча, рабочие разошлись.
Фиби задрала рубашку мистера Рэвенела. Три верхние пуговицы брюк были расстёгнуты, пояс сполз, открывая её взору худощавый торс, покрытый рядами мышц. Его мощная рука прижимала грязную, закопчённую тряпку к месту на несколько дюймах выше левого бедра.
– Почему вы держите возле открытой раны перепачканную ткань? – спросила Фиби.
– Нам удалось найти только эту.
Фиби достала из кармана три чистых, накрахмаленных носовых платка и сложила их вместе.
Мистер Рэвенел наблюдал за ней, приподняв брови.
– Вы всегда носите с собой столько носовых платков?
Она улыбнулась.
– У меня же дети.
Склонившись над ним, она осторожно убрала грязную ткань. Из трехдюймовой раны на боку хлынула кровь. Порез выглядел ужасно, несомненно, понадобится наложить швы.
Когда Фиби прижала платки к ране, мистер Рэвенел поморщился и откинулся назад, чтобы избежать физического контакта.
– Миледи... Я могу сам...
Он замолчал, беспокойно вздохнул, и его рука нащупала её в попытке оттолкнуть. Цвет его лица оставался розоватым, голубые глаза полыхали, как лесной костёр.
– Извините, – проговорила Фиби. – Но придётся надавить, чтобы остановить кровотечение.
– Мне не нужна ваша помощь, – вспылил он. – Дайте мне.
Застигнутая врасплох, Фиби отпустила сложенные платки. Мистер Рэвенел отказывался встретиться с ней взглядом. Сдвинув густые тёмные брови, он прижал ткань к ране.
Она не смогла удержаться и украдкой взглянула на обнажённую часть торса. Его тело было таким крепким и загорелым, будто отлитым из бронзы. Ниже, у бедра, атласная коричневатая кожа сливалась с участком цвета слоновой кости. Зрелище казалось настолько интригующим и интимным, что она почувствовала, как низ живота приятно сжался. Находясь так близко, Фиби не сдержалась и вдохнула его согретый солнцем аромат с примесью пота и пыли. Её охватило непреодолимое желание прикоснуться к месту, где смуглый оттенок граничил со светлым и провести кончиком пальца по линии загара.
– Я скажу мужчинам привести лошадь и телегу, чтобы отвезти вас обратно в особняк, – с трудом проговорила она.
– В телеге нет необходимости. Я сам дойду.
– Кровотечение усилится, если вы будете напрягаться.
– Это всего лишь царапина.
– Но глубокая, – не отступала она. – Возможно, потребуется наложить швы.
– Мне нужны только мазь и повязка.
– Позволим доктору принимать решения. А пока, вам понадобится телега.
– Вы собираетесь применить физическую силу? Потому что это единственный способ погрузить меня на эту чёртову штуку, – проговорил он тихим уверенным тоном.
Мистер Рэвенел казался таким же рассерженным и грозным, как и бык, несколько минут назад. Но Фиби не собиралась позволять ему нанести себе ещё больший вред из-за чисто мужского упрямства.
– Простите меня, если я веду себя как деспот, – произнесла она самым умиротворяющим тоном, на который была способна. – Обычно я так поступаю, когда о ком-то переживаю. Естественно, это ваше решение. Но сделайте мне одолжение, хотя бы ради того, чтобы избавить меня от беспокойства о вас на каждом шагу по пути домой.
Упрямо сжатая челюсть немного расслабилась.
– Я указываю людям, что делать, – сообщил он ей. – А не наоборот.
– Я не указываю.
– Но пытаетесь, – мрачно проговорил он.
По её лицу расплылась безудержная улыбка.
– У меня получается?
Мистер Рэвенел медленно поднял голову. Он не ответил, только одарил странным, долгим взглядом, от которого её сердце пустилось вскачь, и она почувствовала головокружение от силы его ударов. Ни один мужчина не смотрел на неё так. Даже муж, для которого она всегда находилась в пределах досягаемости, и в чью канву дней её присутствие было прочно вплетено. С детства она служила для Генри тихой гаванью.