Несправедливо сравнивать двух настолько разных людей. Эдвард был джентльменом, обходительным и сдержанным по натуре. А вот воспитание Уэста Рэвенела не предполагало запретов, в результате чего он разговаривал и вёл себя более свободно, чем другие представители его класса. Он был пылким, непредсказуемым мужчиной: наполовину героем, наполовину негодяем.
Рэвенел - ошибка, которую она не могла себе позволить совершить.
Охваченная чувством безысходности и тоски Фиби отправилась в крошечную гостиную, где её свекровь проводила большую часть дня. Дверь была приоткрыта. Осторожно постучав по косяку и не получив ответа, она вошла внутрь.
Стены покрывали тёмно-лиловые обои, мебель была обита тканью тёмно-бордовых и коричневых оттенков. Плотные парчовые шторы оставались задёрнутыми, чтобы не пропускать лучи солнца, но сквозь них пробивался слабый дневной свет, освещая Джорджиану, сидящую у окна
На миниатюрном столике расположился чайный сервиз. Вдова сидела так неподвижно, словно мраморная статуя в мавзолее. И только клубы пара беспрестанно поднимались над фарфоровой чашкой.
После смерти Генри Джорджиана уменьшилась до миниатюрного размера. Её лицо хранило отпечаток горя, как письмена на пергаменте. В чёрном шёлковом платье со старомодными пышными юбками она напоминала ютящегося в гнезде зяблика.
– Джорджиана, – мягко, почти с раскаянием проговорила Фиби, – вас прогнал из дома мой ремонт? Я сдержала обещание не трогать верхние этажи.
– Мне вообще не следовало соглашаться ни на какие изменения. Особняк больше не напоминает тот дом, в котором вырос Генри.
– Мне очень жаль. Но, как я уже говорила, Джастину и Стивену не стоит проводить детство в тёмных комнатах. Им нужен свет, воздух и весёлая обстановка.
"И вам тоже", – подумала она, с беспокойством оглядывая мертвенно-бледную пожилую женщину.
– Они должны оставаться в детской. Комнаты внизу предназначены для взрослых, а не для детей.
– Я не могу заточить мальчиков в детской. Это и их дом тоже.
– В былые времена ребёнка видели не часто и никогда не слышали. Теперь у меня складывается ощущение, что ребёнка должно быть видно и слышно везде и в любое время суток.
По мнению Джорджианы, детей следовало тщательно контролировать и держать в ежовых рукавицах. К своему разочарованию, она так и не смогла обуздать неугомонную натуру своего собственного сына и угнаться за его прытким умом. Одним из первых решений Генри после наследования поместья стало превратить строгий внутренний двор в сад с деревьями, подстриженными в виде животных. Вдова жаловалась, что сад неприличный и слишком дорого обходится.
– Ты превратил элегантный внутренний дворик во что-то совершенно диковинное, – много лет подряд говорила она.
– Совершенно диковинное, – всегда отвечал ей Генри с большим удовольствием.
Фиби понимала, что Джастин должно быть пробуждает в Джорджиане далёкие воспоминания. Он был крепче и более спортивным, чем Генри, без намёка на изящность и застенчивость. Но озорной блеск в глазах и милая улыбка достались ему от отца.
– Твои мальчики слишком громкие, – с горечью пожаловалась вдова. – Из-за постоянного крика и беготни... у меня болят уши от всего этого шума.
Догадавшись о причинах такой боли, Фиби мягко проговорила:
– Возможно, пребывание в мягком климате возле моря - мудрая идея. Солнце и солёный воздух... Думаю, они пойдут вам на пользу. Эдвард сказал, что вы скоро уезжаете. Могу ли я чем-то помочь?
– Ты можешь озаботиться благополучием своих сыновей. Лучшего отца, чем Эдвард, для них не найти. Все только выиграют, если ты выйдешь за него замуж.
Фиби моргнула и напряглась.
– Не уверена, что выиграю я.
Джорджиана взмахнула тонкой рукой, словно отгоняя комара.
– Не будь ребёнком, Фиби. Теперь тебе есть о чём задуматься помимо своих собственных чувств.
Хорошо, что Фиби на время потеряла дар речи. С трудом сдерживая гнев, она напомнила себе, что из пятерых детей, которых родила Джорджиана, Генри был единственным, кто дожил до зрелого возраста, и теперь его тоже не стало.
– Вам не следует учить меня думать о благополучии моих детей, – тихо сказала Фиби. – Я всегда ставила их на первое место и всегда буду. Что же касается моего детского поведения... едва ли меня можно сравнить с ребёнком. – Её губы тронула слабая улыбка. – Дети настроены оптимистично. У них врождённая тяга к приключениям. Для них не существует ограничений, только возможности. Генри всегда был немного похож на ребёнка, он никогда не разочаровывался в жизни. За это я любила его больше всего.