Теперь ему стало абсолютно ясно, что он никогда не найдёт замену Фиби. Никто и близко с ней не сравнится. Он будет мечтать только о ней одной. Это даже не катастрофа... а самый настоящий приговор.
Не меньше Уэста беспокоила привязанность, которую он испытывал к её детям, душераздирающе невинным созданиям с восторженными взглядами, сидевшим с ним за завтраком. Он чувствовал себя мошенником посреди этой домашней идиллии, ведь не так давно он был негодяем, которого другие мужчины и близко бы не подпустили к своим семьям.
Он вспомнил разговор с Итаном Рэнсомом накануне вечером за ужином в таверне Вест-Сайда в Лондон. Мужчины быстро подружились, пока Рэнсом залечивал рану в Приорате Эверсби. На первый взгляд они не имели ничего общего: Уэст родился в аристократической семье, а Рэнсом был сыном ирландского тюремщика. Но в их характерах присутствовало много схожих черт: оба были глубоко циничны, но втайне сентиментальны, при этом прекрасно осознавали тёмные стороны своей натуры.
Теперь, когда Рэнсом решил отказаться от одинокой жизни и жениться на докторе Гарретт Гибсон, Уэст был озадачен, но в то же время завидовал уверенности этого человека.
– Тебя не смущает, что придётся делить постель с одной единственной женщиной до конца жизни? – спросил он Рэнсома, когда они беседовали за кружками эля, смешанного с портером.
– Ни капли, – ответил Итан с ирландским акцентом. – Она - свет моих очей. Кроме того, я бы не стал предавать женщину, имеющую в своём распоряжении набор скальпелей.
Уэст усмехнулся, но тут ему в голову пришла другая мысль.
– Она захочет иметь детей?
– Захочет.
– А ты?
– От этой идеи у меня мороз по коже, – признался Рэнсом, пожав плечами. – Но Гарретт спасла мне жизнь. Поэтому она может делать со мной всё, что захочет. Если ей придёт в голову продеть мне в нос кольцо, я буду смиренно стоять, как ягнёнок, пока она не закончит.
– Во-первых, городской ты франт, никто не продевает колец в носы ягнят. Во-вторых... – Замолчав, Уэст осушил половину кружки и хрипло продолжил: – Твой отец бил тебя и пряжкой, и ремнём, и кулаками, так же, как и мой меня лупил.
– Ага, – ответил Рэнсом. – Он называл это "исправительством". Но какое это имеет отношение к делу?
– Ты, вероятно, будешь поступать также со своими собственными детьми.
Глаза Рэнсома сузились, но голос оставался спокойным.
– Не буду.
– Но кто тебе помешает? Жена?
– Я сам, чёрт побери, – ответил Рэнсом с более ярко выраженным акцентом. Он нахмурился, увидев мину на лице Уэста. – Ты мне не веришь?
– Не верю, что это окажется так уж просто.
– Крайне просто, если я хочу, чтобы они меня любили.
– Они в любом случае будут тебя любить, – мрачно проговорил Уэст. – Все жестокие люди знают: независимо от того, какое зло они творят, их дети всё равно будут их любить.
Рэнсом задумчиво смотрел на него, осушая кружку.
– Зачастую после того, как отец ставил мне синяк под глазом или разбивал губу, мама говорила: "Это не его вина. Он слишком сильный человек, ему трудно справиться с самим собой". Но я понял одно: мама ошибалась, проблема не в том, что папа был слишком силён, а в том, что ему не хватало сил. Только слабый человек опускается до скотства. – Он сделал паузу, чтобы подать знак официантке налить им ещё по кружке. – Может, у тебя и вспыльчивый характер, Рэвенел, но ты не скот. Как и я. Вот почему я знаю - моим детям ничего не угрожает. Возвращаясь к разговору о твоей рыжеволосой вдове... как ты намерен поступить?
Уэст нахмурился.
– Понятия не имею.
– Ты мог бы на ней жениться. От женщин всё равно никуда не деться.
– Я не собираюсь бросаться на жертвенный алтарь только потому, что ты так поступаешь, – возразил Уэст. – Наша дружба не настолько много для меня значит.
Рэнсом ухмыльнулся и откинулся на спинку стула, когда к столу подошла работница таверны с кувшином пенящегося напитка в руках.
– Послушай моего совета, дубина. Будь счастлив здесь и сейчас. Ведь живём всего раз!
Мысли Уэста вернулись в настоящее, когда Фиби провела его в просторную приёмную с затянутыми шёлком панелями на стенах и позолоченным потолком. Над мраморным камином висел большой портрет молодого человека. Косые лучи света из окон падали на его лицо таким образом, что казалось, будто оно сияет само по себе.
Уэст зачарованно приблизился к картине.
– Это Генри? – проговорил он с лёгкой вопросительной интонацией.