— Я не хотел становиться беем оранским, и ты это знаешь, Хасан. Во всяком случае не ценой жизни Хамила.
— Хамил гордился вами, повелитель, и много раз перечитывал каждое полученное от вас письмо. — Подождав немного, Хасан тихо добавил: — Вряд ли таким человеком, как он, могла управлять женщина.
Камал встретил умный взгляд старых глаз Хасана. Весьма откровенное заявление для визиря, который, как все мусульмане, предпочитал говорить обиняками.
— Мной тоже, Хасан, хотя женщины в Европе совсем другие, нежели здесь.
— Женщина, искушенная в коварстве, — самое опасное создание на земле. Доверять женщинам глупо.
— Даже своей матери?
— Это дело другое, хотя… Я рад, что вы впитали в себя знания и культуру двух стран, повелитель, приобретя мудрость, которая остается тайной за семью печатями для мусульманина. Я боялся, что наш народ не примет вас. Однако вижу, что вы способны вершить правосудие и выносить решения со справедливостью, недоступной людям даже преклонного возраста.
— Иногда я чувствую себя очень старым, Хасан, и не особенно мудрым, просто слишком усталым.
— Вы еще молоды, повелитель, и я молюсь, чтобы ваша жизнь не оборвалась так рано, как жизнь Хамила. Прекрасный моряк, он был как дома на суше и на море. До сих пор не могу поверить, будто он упал за борт во время шторма.
— Коран учит нас принимать всякое несчастье, как волю Аллаха, Хасан. Ты измучился, старина. И я утомил тебя бессмысленными разговорами.
Хасан отмахнулся костлявой рукой и поглядел на тяжелую драпировку, свисавшую с противоположной стены.
— Помните, что месть — женское орудие, повелитель. Месть женщины не ведает благородства.
Камал неожиданно усмехнулся:
— Мне стоило напомнить матери, что, не будь ненавистного графа и его графини, я бы не появился на свет.
— Подобными умозаключениями женщину не убедить, — покачал головой Хасан, медленно поднялся и низко поклонился: — Желаете остаться один, повелитель?
— Да, — вздохнул Камал. — Мне надо о многом подумать.
— Да хранит вас Аллах, — пожелал Хасан и тихо вышел из комнаты.
Глава 5
Неаполь
Клочья тумана поднимались с залива, плыли над причалом и окутывали беловатым покрывалом узкие улицы Неаполя. Трое мужчин, закутанных с головы до ног в длинные черные плащи, прятались во мраке у стены здания в кривом переулке, словно выжидая чего-то. Самый старший из них прислонился к углу дома, напряженно вглядываясь в мутную пелену.
— Тише, парни, — прошипел он. — Идет… но не один. С ним кто-то еще.
— Ничего, позабавимся немного, — утешил другой, метким плевком вспугнув ободранную кошку, рывшуюся в отбросах.
Граф де ла Валль, небрежно поигрывая украшенной лентами тростью, вполуха слушал своего приятеля Селестино Дженовезе.
— Иисусе, — стонал тот, — да здесь темнее, чем в аду! Ты искушаешь судьбу, Эрве! Я не решился бы прогуляться здесь средь бела дня, на виду у той сволочи, что кишит в этих улочках!
— Перестань ныть! — велел Эрве. — Привыкай к мраку — будешь иметь представление, что с тобой станется, когда ты покинешь эту землю.
— Тебя ничем не проймешь, Эрве! Хладнокровный ублюдок! Но мне все-таки это не по нраву!
— Лучше думай о прелестном лакомом кусочке, который делил сегодня с нами.
Селестино, тучный молодой итальянский аристократ, с довольно большим животиком и курчавыми каштановыми бакенбардами, вздрогнул от омерзения, понимая, что в такой темноте Эрве не заметит выражения его лица, и неохотно пробормотал:
— После того как все четверо по очереди оседлали шлюшку, она быстро потеряла желание угодить нам!
— Возможно, в следующий раз ты будешь первым, — скучающе бросил Эрве. — Она так мило хныкала и просила пощады! Тебе должно было понравиться, Тино. — И, пожав плечами, затянутыми в элегантный фрак, добавил: — Ей заплатили за услуги. Золотом. Я сунул в эту грязную ручонку именно столько, сколько требовал ее отец. Она с лихвой вознаграждена за потерю девственности.
Внезапно тишину разорвали резкие вопли:
— Хватай их, парни! Разобьем эти глупые головы! Из переулка выскочили три черные тени. Селестино взвыл от страха. Эрве де ла Валль выхватил из-за пояса кинжал и отбросил бесполезную трость.
— Дерись, дурень! — приказал он Тино. — Не можем же мы бежать от этого гнусного отребья!
Он ринулся на одного из нападающих и взмахнул клинком, метя ему в грудь, однако неожиданно его руку перехватили и завернули за спину с такой силой, что граф невольно охнул, но продолжал молча сопротивляться. В ушах звенели призывы Селестино о помощи. Хуже проклятой девки!
Граф закрыл глаза, ощутив, как острие ножа коснулось обнаженной шеи. Дерьмо! Умереть от рук подлых крыс, охотящихся за его кошельком!
Из темноты послышался чей-то крик. Скосив глаза, Эрве увидел мужчину, в руке которого серебром отливала шпага. Незнакомец кинулся на одного из воров. Тот отбил удар и в ужасе завизжал:
— Прочь, парни! Скорее прочь!
Грабители исчезли бесшумно, словно привидения. Эрве невозмутимо сунул в ножны клинок и отряхнул подбитый соболем плащ.
— Ради Бога, Тино, — проворчал он при виде приятеля, которого неудержимо рвало, — да возьми же себя в руки!
— Вы не ранены?
Эрве прищурился. Неожиданный спаситель говорил на итальянском. Спокойный голос хорошо образованного человека. По-видимому, это человек его круга.
— Нет, — небрежно ответил он. — Вы появились как раз вовремя, друг мой. Иисусе, Тино, да приди же в себя!
— Это чрезмерное потрясение, — заметил незнакомец. — Но воры сбежали. Бояться больше нечего.
— Кто вы? — спросил Эрве.
Мужчина отвесил изящный придворный поклон.
— Маркиз Пьетро ди Гальвани, к вашим услугам.
Селестино, опустошив содержимое желудка и немного оправившись от страха, выпрямился и направился к ним.
— Что вы здесь делали один, в такой час?
Маркиз пожал плечами:
— Вышел развеять скуку. И благодарен вам обоим за доставленное развлечение. Эта шваль не любит драться честно.
— Скуку! — фыркнул Тино. — Помилуйте, да вас могли убить.
Мужчина весело рассмеялся.
— В таком случае, я все равно избавился бы от скуки, верно?
— Мне бы хотелось отблагодарить вас, синьор, за спасение моей жизни, — неожиданно вмешался Эрве. — Мы с Селестино направлялись ко мне домой. Не желаете выпить с нами?
Маркиз, казалось, поколебался.
— Пожалуйста, — вставил Тино. — Я совсем не разглядел вас в темноте и тумане.
— Хорошо, — согласился наконец тот.
— Я Эрве, граф де ла Валль, а это Селестино Дженовезе, граф Дженовезе. Надеюсь, упоминание о титуле поможет ему восстановить равновесие и вернуть храбрость.
— Вы француз! — воскликнул маркиз ди Гальвани, легко переходя на родной язык Эрве. — Я только что прибыл в Неаполь и благодаря вам немного развлекся.
— Вы не ошиблись, — тоже по-французски ответил Эрве. — Но в отличие от вас я здесь уже столько времени, что потерял счет дням.
Все трое направились к дому графа. Тишину прерывали только короткие вскрики сирен да стук башмаков по каменной мостовой.
— Так, значит, вы роялист? — осведомился наконец Пьетро.
— Говорите по-итальянски, — жалобно попросил Тино.
— Он спросил, роялист ли я — перевел Эрве. — Да, можно сказать, что так. При неаполитанском дворе много таких, как я, изгнанных из нашей страны жалкими якобинцами и выскочкой Наполеоном.
— Тогда я прощаюсь с вами, — объявил маркиз, поворачиваясь, чтобы уйти.
— Но почему? — удивился Селестино, хватая его за рукав.
Стряхнув руку Тино, Пьетро медленно ответил:
— Я не желаю якшаться со сторонниками Бурбонов и Капетингов!
Последние слова он словно выплюнул с нескрываемым отвращением.
— Вот как, — кивнул Эрве. — Подождите, друг мой. Возможно, вы не станете торопиться высказывать свое мнение, по крайней мере, сегодня ночью.
— Да, идем с нами. Эрве совсем не тот, каким кажется…