Медина Марракеша подобна лабиринту, три тысячи узеньких переулков переплетаются, как змеи в ящике, однако девушка, похоже, хорошо знала дорогу. Один раз она ненадолго остановилась, чтобы провести пальцем по тканому полотну, и Акива замедлил шаг, чуть отклонившись в сторону, чтобы получше ее рассмотреть.
Бледное прекрасное лицо девушки несло отпечаток печали, даже потерянности, но стоило продавцу заговорить с ней, как это лицо озарилось улыбкой. Она что-то непринужденно ответила, мужчина засмеялся. Перекинулись еще парой шуток, при этом девушка говорила на хорошем арабском, издавая гортанные звуки, напоминающие кошачье мурлыканье.
Акива не сводил с нее ястребиного взора. Всего несколько дней назад люди были для него лишь легендой, и вот он здесь, в их мире. Ощущение – будто попал в книгу, ожившую книгу с цветами и запахами, и синеволосая девушка шла по ней, точно сказочная фея, и свет ложился на нее не так, как на других, а воздух, казалось, сгущался вокруг. Словно вся история развивалась вокруг нее.
Кто она?
Кем бы она ни была, чутье подсказывало ему, что она не из бримстоуновских «беспощадных жнецов». Она представляла собой нечто совершенно иное.
С решительным видом он пробирался за ней по медине.
13. Расхититель могил
Кэроу шла, засунув руки в карманы, и старалась отвлечься от тревожных мыслей о Бримстоуне. «Ушла на свободу» – что он хотел этим сказать? Ее охватило чувство надвигающегося одиночества, словно она – осиротевшее животное, которое приютили благодетели, но скоро отпустят в лес.
Она не хотела, чтобы ее отпускали. Ей хотелось, чтобы ею дорожили. Хотелось, чтобы у нее оставался дом и семья. Навсегда.
– Чудесные снадобья, мисс! Излечивают кишечные расстройства! – выкрикнул кто-то, и она не смогла сдержать улыбки, качая головой.
Как насчет исцеления сердечных расстройств? Есть здесь лекарства от них? Наверное, есть. В этом месте, среди шарлатанов и коммивояжеров царил дух настоящей магии. Она знала одного писаря, одевавшегося во все белое, который писал (и доставлял!) послания умершим, и старого рассказчика, продающего идеи писателям. Взамен он просил год их жизни. Кэроу видела, как туристы, смеясь, подписывали с ним договор, не веря ему ни секунды. А она верила. Разве не доводилось ей встречать куда более странные вещи?
С каждым шагом город все больше отвлекал от печальных мыслей. Трудно оставаться хмурой в таком месте. В некоторых дербах – так назывались кварталы, состоящие из пешеходных улочек, все вокруг было расцвечено яркими коврами. В других – со свежевыкрашенных шелков на головы прохожих капала пурпурная и кобальтовая краска. Словно пение экзотических птиц, слышалось разноголосье языков: арабского, французского, местных наречий. Тут и там женщины звали детей домой, у дверей сидели старики в фесках и курили.
Звонкий смех, коричный аромат, ишаки… и краски, буйство красок повсюду.
Кэроу пробиралась в самое сердце города – к площади Джемаа-эль-Фна, битком набитой разношерстной людской массой. Здесь были и заклинатели змей, и танцоры, чумазые босоногие мальчишки, карманники и незадачливые туристы. В продуктовых ларьках – все, от апельсинового сока до зажаренных бараньих голов. Случалось, Кэроу не могла быстро добраться назад до портала, но ей нравилось блуждать по улочкам Марракеша, попивая мятный чай, делать зарисовки, бродить по базарам, перебирая остроконечные туфли и серебряные браслеты.
Однако сегодня ей не удастся погулять. Бримстоуну явно не терпелось заполучить зубы. Кэроу вспомнила о пустых сосудах, в голове затренькало неистовое любопытство. Зачем все это? Для чего? Она пыталась пресечь такие мысли. В конце концов, ее задача – найти расхитителя могил, история которого, кстати, была в высшей степени поучительна.
«Не суй нос куда не следует» – одно из главных правил Бримстоуна, которому Изил не подчинился. Кэроу ему сочувствовала. В ней самой любопытство вспыхивало неукротимым огнем, разгорающимся с новой силой при любой попытке его потушить. Чем больше Бримстоун игнорировал ее вопросы, тем сильнее не терпелось узнать ответы. А вопросов было множество.