Эолин кивнула, хотя его заверения мало утешили ее.
— Я приготовил для тебя комнаты Восточной Башни, — сказал Акмаэль.
— Что?
— Я знал, что ты будешь недовольна, — поспешил добавить он, — но я делаю это для твоей же безопасности.
— Моей безопасности?
— Нет чар сильнее, чем у Восточной Башни. Ты останешься там, и дети с тобой.
— Ты посадишь меня в тюрьму? Женщину, которую ты любишь, свою королеву?
— Твоя магия не будет ограничена. Тебе будут разрешены посетители, и тебе будет разрешено покидать пределы башни в светлое время суток, но всегда в моем обществе или в обществе назначенных мной охранников.
— Ты не можешь требовать этого от меня.
— Эолин, — он нежно взял ее за плечи. — Не закрывай глаза на деликатность нашего положения. Половина двора полагает, что это твой приказ заставил Гемену доставить Элиасару в Рёнфин.
— Ты знаешь, что я никогда бы…
— И я, видя, что дочь украдена у меня, недоумеваю, что дальше в мыслях тех, кто замышляет разрушить мой дом и править. Будут ли они пытаться убить моего сына? Будут ли они нападать мою королеву? Потому что эти две вещи уничтожили бы меня, Эолин, меня и все будущее, которое я себе представлял.
Эолин недоверчиво уставилась на Акмаэля. Призрачный крик отозвался эхом в ее сердце, забытый плач преданной женщины.
— Вот как это началось, да? — прошептала она. — Заключение твоей матери началось именно так.
— Эолин…
— Твой отец хотел только защитить ее, но он не позволял ей уйти. В конце концов, это не имело никакого значения. Кайе проникла в обереги и убила ее. Ты помнишь, Акмаэль. Ты был там.
— Моя любовь…
— Ты не можешь запереть меня в том месте!
— Ты не останешься одна, как моя мать. Ни сегодня, ни в грядущую ночь.
Акмаэль прижался к ее лбу. Затем он взял тонкую цепочку, на которой висела Серебряная паутина, и осторожно поднял украшение над головой Эолин. Он держал амулет на ладони, нежные кристаллы блестели в дневном свете.
— Эта магия может быть использована для проникновения через чары, — сказал он.
— Как?
— Это мне знать, — он надел серебряную цепочку на шею, сунув амулет под тунику. — Обещаю тебе, Эолин, я буду с тобой каждую минуту, когда смогу.
— Ты обеспечил себе путь в Восточную башню, не оставив мне выхода. Ночью ты воспользуешься магией своей матери, чтобы прийти как вор, тайный любовник, а не открыто как мой король и муж. Почему?
Акмаэль кивнул на дверь, которая отделяла их от придворных снаружи.
— Потому что они должны верить, что мое суждение свободно от влияния желания и любви, свободно от любых заклинаний, которые может наложить мага.
— Они дураки, если верят, что мага может контролировать решения людей. Если бы у нас была такая сила, уверяю, этот мир был бы совсем другим местом.
— Они могут быть дураками, но у этих дураков мои наемники. Вскоре они должны последовать за мной на войну. Я не могу позволить им усомниться во мне, даже на мгновение.
— Но ты позволишь им усомниться во мне?
— Боги не назначали тебя командовать ими.
— Нет, Акмаэль. Ты это сделал. Ты выбрал меня, чтобы я командовала на твоей стороне, чтобы вела и защищала наш народ, чтобы восстановить пути Эйтны и Карадока. Ты верил в эту мечту так же сильно, как и я. По крайней мере, так я думала до сегодняшнего дня.
Он помрачнел.
— Эта ситуация пройдет, любовь моя. Твоя верность и верность твоих маг будет доказана твоим послушанием. Делай, как я прошу. Прими защиту Восточной Башни. Пусть видят, что ты со мной не ссоришься, и даю тебе слово, что скоро все уладится.
Глава четвертая
Воссоединение
Пенамор приказал своей процессии остановиться на повороте дороги возле лесистой местности. Лорд-регент спешился и помог своей племяннице спуститься на травянистую землю. Дамы, которые когда-то служили Тэсаре, радостным хором встретили их, целуя ее руки и щеки. Их яркие платья и разноцветные драгоценности сверкали на солнце. В стороне стояла женщина с темными волосами, с мелкими седыми прядями. Тэсара узнала ее и заплакала. Она привлекла суровую даму в долгие объятия.