Невольная улыбка скользнула по его лицу. Он отвернулся.
— Я считал короля проклятым дураком, когда он изгнал принцессу Рёнфина, чтобы жениться на вас.
Эолин нахмурилась. Сколько честности он ожидал вывалить на нее за один день?
— Любой может влюбиться, — продолжал Херенсен, — но человек благородного происхождения не ставит свое сердце выше долга. Это первый закон нашего класса, которому мы обязаны с самого рождения. Я верил, что король Акмаэль погубит нас, но даже это убеждение не могло отвратить меня от моей верности Короне. После всех этих лет, несмотря на все наши потери, теперь я понимаю выбор, который он сделал, и я рад этому. Вы подарили ему сына, моя Королева. Мага и принца. Мы процветали под вашим правлением и, по крайней мере, какое-то время наслаждались миром, которого не знали многие поколения. Тэсара была хорошей и любезной женщиной, но вы — настоящая дочь Мойсехена. Никто не осмелился бы бросить вызов этому королевству, пока маг и мага были объединены на троне, пока Эйтна и Карадок правили как единое целое. Принц Акмаэль увидел это раньше, чем кто-либо из нас понял. Это было счастливое совпадение, что он любил вас. С этой привязанностью или без нее, найдя последнюю из Высших маг, он был обязан жениться на вас.
Где-то в этой интерпретации ее истории Эолин понял, что Херенсен хотел сделать ей комплимент. Конечно, на это указывало смягчение его выражения и потепление его ауры. И все же ее беспокоило убеждение, что Акмаэль сделал бы ее своей королевой независимо от обстоятельств, будь то любовь или сила.
— Чтобы победить эту армию, лорд Херенсен, — сказала она, — мне нужен мой Совет.
— У вас есть я, моя Королева, — он поклонился. — Во всяком случае, я и все, что осталось от меня.
— Вероятно, ваши сыновья и дочери, пережившие осаду, все еще живы. Город сдался до того, как пала крепость.
— Те, у кого есть честь, будут сражаться насмерть.
Эолин выдержала его взгляд.
— Честь заключается в том, чтобы спасти людей, вверенных вашей защите. Селкинсен не был готов к пожарам Галии, Если бы они не сдались, сгорел бы весь город. Все бы погибло. Я буду помнить об этом, лорд Херенсен, когда ваши сыновья и дочери вернутся в нашу семью.
— Если… — он подавился словами и закрыл глаза.
Эолин с ужасом осознала, чего боялся старый патриарх: силы вторжения Рёнфина уничтожат правящий дом Селкинсена, как это сделали Сырнте, когда захватили Моэн.
— Конечно, они не будут такими жестокими, — прошептала она.
— Силус Пенамор был столь же жесток, как и они, — с горечью сказал Херенсен. — Меньшего я и не ожидал от его…
Внезапный шум снаружи прервал их разговор.
Мариэль ворвалась в палатку, взволнованная и запыхавшаяся.
— Глашатай! — объявила она, ее глаза блестели и выражали настороженное возбуждение. — Прибыл глашатай от Горной Королевы.
Глава сорок четвертая
Хелия
Эолин потребовала летний плащ, легкий, но богато вышитый, и надела корону покойного мужа, простой серебряный венец, украшенный драгоценным изображением Дракона. Кел'Бару гудел у ее бедра. Посох трещал в ее ладони.
Возбуждение, которое она испытывала, было намного глубже, чем надежда найти столь необходимого союзника. Сама мысль о возвращении Хелии отвечала глубокому и забытому голоду, потребности в женском родстве, которым она не наслаждалась с тех пор, как потеряла свою возлюбленную Адиану. Ни одна ее ученица, ни одна придворная женщина не заняли это место в ее сердце. Она вспоминала компанию Хелии с большой нежностью, возможно, в более ярких оттенках, чем того заслуживала, и теперь ей очень хотелось, чтобы эта дружба возродилась.
Тем не менее, она признала это опасной уязвимостью.
«Я должна слушать своих советников и помнить о собственных инстинктах».
Лорд Херенсен и маг Кори ждали возле ее палатки вместе с остальными членами совета. Вместе они проехали мимо края лагеря к небольшому возвышению, где под раскидистыми ветвями большого бука собрались другие члены двора. Эолин спешилась. Протокол требовал, чтобы она села для встречи с посетителем, но волнение удержало ее на ногах. Она осмотрела холм, с которого свита Хелии спускалась по пологому склону. Яркое солнце поглотило земную влагу, укутывая их туманом.
Херенсен подошел ближе:
— Моя королева, у вас еще есть время удалиться в сердце лагеря. Давайте сначала встретимся с этой женщиной, оценим ее искренность, прежде чем допустить ее и ее воинов к вам.
— Мы договорились, — ответила Эолин, — и я сдержу свое слово. Хелия не будет говорить ни с кем, кроме королевы Мойсехена.