Выбрать главу

Внутренний холод, который Энн ощущала последние несколько минут, отступил перед довольно приятной мыслью. Теперь можно будет утром вставать когда заблагорассудится, делать что захочется, по-своему строить день.

Можно, например, улечься в постель пораньше, поставив на тумбочку поднос с едой, можно отправиться в театр или в кино. А то сесть в поезд, уехать за город и бродить, бродить по прозрачным уже лесам, любуясь синевой неба, сквозь затейливые переплетения голых ветвей.

Все это, разумеется, можно делать и в другое время.

Но когда двое близких людей живут вместе, один поневоле подстраивается под другого. А кроме того, Энн радовалась каждому шумному приходу и уходу Сэры.

Разумеется, быть матерью – чудо. Как бы снова проживаешь свою молодость, только без свойственных этой поре страданий, что личное в жизни на самом деле пустяки, можно позволить себе снисходительную улыбку по поводу очередных терзаний.

«Нет, мама, – горячилась Сэра. – Это страшно серьезно. Не смейся, пожалуйста. У Нади все будущее поставлено на карту!»

Но за сорок один год Энн неоднократно имела случай убедиться в том, что «все будущее» очень редко бывает поставленным на карту. Жизнь намного устойчивее и прочнее, чем принято считать.

Работая во время войны в полевом госпитале, Энн впервые осознала, какое огромное значение имеют для человека всевозможные жизненные мелочи. Мелкая зависть или ревность, пустяковые удовольствия, тесный воротник, натирающий шею, гвоздь в ботинке – все это представлялось тогда куда более важным, чем то, что тебя в любой момент могут убить. Казалось бы, мысль об этом должна своей значительностью вытеснить все остальное, но нет, к ней быстро привыкали, а вот какие-то вроде бы пустяки продолжали волновать, быть может, даже тем сильнее, что подсознательно все-таки понимаешь – жить тебе, возможно, осталось недолго. Там же, на войне, она начала осознавать, сколь противоречив по своей натуре человек и сколь ошибочно деление людей на «плохих» и «хороших», которым она прежде грешила в силу юного максимализма. Ей, например, довелось стать свидетельницей того, как один человек, рискуя жизнью, спас другого, а вскоре попался на мелкой краже у того же спасенного.

Человек вообще отнюдь не цельный монолит. Энн в нерешительности остановилась на кромке тротуара, но громкие гудки такси заставили ее вернуться от отвлеченных размышлений к более практическим. Что, спрашивается, делать сейчас, в данный конкретный момент?

С самого утра она не могла думать ни о чем другом, кроме как об отъезде Сэры в Швейцарию. А вечером предстоит обед с Джеймсом Грантом. Милый Джеймс, всегда такой добрый и внимательный, предложил: «Сэра уедет, и квартира сразу покажется тебе пустой. Давай вечером вместе пообедаем в городе». Как это мило с его стороны! Легко, конечно, Сэре подсмеиваться над Джеймсом, которого она в разговоре с матерью неизменно называет «твой преданный сахиб».[3] А она, Энн, очень дорожит его дружбой. Иногда бывает и правда нелегко в который раз выслушивать его бесконечные рассказы, но он с таким воодушевлением излагает во всех подробностях очередную историю из своего запаса, что не выказать к ней интереса – просто грех, особенно если знаешь самого рассказчика уже четверть века.

Энн взглянула на часы. Можно, пожалуй, зайти в Офицерский универмаг. Эдит давно просит обновить кое-что из кухонной утвари. И время пройдет незаметно. Но, рассматривая кастрюли и изучая их цены (подскочили фантастически!), Энн не переставала ощущать в глубине души все тот же непривычный холод – ужас перед одиночеством.

В конце концов, не выдержав, она бросилась к телефонной будке и набрала хорошо знакомый номер.

– Дейм[4] Лора Уитстейбл может подойти?

– Кто ее спрашивает?

– Миссис Прентис.

– Одну минуту, миссис Прентис.

После непродолжительной паузы звучный низкий голос произнес:

– Энн?

– О Лора, я понимаю, что звоню не в самое подходящее время, но я только что проводила Сэру и подумала, что если у тебя сегодня дел не по горло, то…

Голос решительно прервал ее на полуслове:

– Приходи ко мне на ленч. Ржаной хлеб с пахтой[5] тебя устроит?

– Меня устроит все что угодно. Ты сама доброта.

– Жду тебя. В четверть второго.

* * *

За минуту до назначенного времени Энн расплатилась на Харли-стрит с таксистом и нажала кнопку звонка.

Вышколенный Харкнесс открыл дверь и, узнав ее, любезно улыбнулся:

– Не угодно ли вам сразу подняться наверх, миссис Прентис? Дейм Лора задерживается на несколько минут.

Энн легко взбежала по ступенькам лестницы. Бывшая столовая была превращена в приемную, а жилые помещения располагались на втором этаже высокого дома. В гостиной уже был накрыт столик для ленча. Огромные мягкие кресла, красивые шторы из дорогого бархата, а главное – изобилие книг, часть которых громоздилась стопками на стульях, придавали этой комнате атмосферу мужского жилища.

Ждать Энн пришлось недолго. Дейм Лора, предваряемая фанфарами собственного голоса, вступила в гостиную и нежно поцеловала подругу.

Дейм Лоре Уитстейбл было шестьдесят четыре. Ее окружала аура, присущая обычно членам королевского семейства или известным общественным деятелям. Все в ней было усилено и преувеличено – голос, мощный бюст, напоминающий каминную полку, копна седых волос цвета стали, орлиный нос.

– Рада видеть тебя, дорогая, – пробасила она; – Ты чудесно выглядишь, Энн. Ага, купила себе букетик фиалок. Очень правильно. На этот цветок ты походишь больше всего.

– На увядающую фиалку? Ты права, Лора.

– На прелесть осени, таящуюся в листьях.

– Вот уж не похоже на тебя, Лора. Обычно ты не скажешь правду в глаза!

– Чаще всего это себя оправдывает, хотя порою дается не легко. Давай сядем за стол немедленно. Бэссит, где Бэссит? А, вот вы где. Могу тебя обрадовать, Энн, – для тебя камбала и бокал рейнвейна.

– Зачем, Лора? Мне бы вполне хватило пахты с черным хлебом.

– Пахты всего одна порция – для меня. Садись, садись, дорогая. Итак, Сэра уехала в Швейцарию? Надолго?

– На три недели.

– Замечательно.

Угловатая Бэссит вышла наконец из комнаты. Дейм Лора, с демонстративным удовольствием потягивая свою пахту из стакана, лукаво глянула на собеседницу:

– И ты уже по ней соскучилась. Но ведь ты позвонила мне не для того, чтобы сообщить об этом. Давай, Энн, выкладывай, не стесняйся. Времени у нас мало. Не сомневаюсь, что ты ко мне хорошо относишься, но ведь звонят и просят о немедленной встрече чаще всего в надежде на мой мудрый совет.

– Мне ужасно стыдно, – виноватым голосом пробормотала Энн.

– Пустяки, дорогая. На самом деле мне это даже льстит.

– О Лора! – воскликнула Энн. – Разумеется, я законченная идиотка! Но на меня вдруг напала какая-то паника.

Прямо там, на вокзале Виктория, среди всех этих автобусов! Мне вдруг стало так страшно, так одиноко…

– Да-да, понимаю…

– И дело не в том, что Сэра уехала и я сразу по ней заскучала. Это что-то другое – большее.

Лора Уитстейбл кивнула, не спуская с Энн беспристрастного взгляда проницательных серых глаз.

– Я вдруг ощутила, – медленно произнесла Энн, – человек в конечном счете одинок всегда… Правда.

– Поняла наконец? Да, да, конечно, рано или поздно, но все приходят к этой мысли. Как ни странно, она всегда является потрясением. Сколько тебе лет, Энн? Сорок один год? Вполне подходящий возраст для подобного открытия. Если сделать его позднее, оно может оказаться роковым. А если раньше – то требуется недюжинное мужество, чтобы с ним примириться.

– А ты, Лора, чувствовала себя когда-нибудь по-настоящему одинокой? поинтересовалась Энн.

– О да. В двадцать шесть лет. Чувство одиночества настигло меня в разгар уютного семейного торжества. Я испугалась, даже ужаснулась, испугалась, но смирилась; с ним. Нельзя отрицать реальность, приходится примириться с тем, что в этом мире у человека есть один верный Спутник, сопровождающий его от колыбели до самой могилы, – он сам. И с этим спутником необходимо поладить, надо научиться жить с самим собой.

вернуться

3

Сахиб (инд.) – почтительное название европейца, господин.

вернуться

4

Дейм – титулование женщины, награжденной орденом Британской империи за выдающиеся заслуги перед государством.

вернуться

5

Пахта – отход, получаемый при сбивании масла из сливок и Используемый как лечебное питание.