Лягушатники набрались наглости и поздравили русских с победой, сами же немедленно отправили почтовый кораблик с известием о провале очередного "дела" домой. Так что предмет для разговора между молодым львом и старой гиеной нашёлся. Шагин-Гирей понял, что старый бей мудр, и сдав своего покровителя русским он сам сможет усесться на крымском троне. Пусть власть его и будет урезана, пусть называться он будет генерал-губернатором, не суть. Главным было то, что он и его род выживет, а троюродный брат и побратим нет. Следующим утром тот же почтовик уносил его с малой охраной в бывшую Порту.
А почему же, дорогой мой читатель, наш молодой лев подался на поклон к Суворову, а не к генералу десятитысячного гарнизона на перекоп? Или посчитал "самостийного" правителя выше армейского командира? Да посчитал. Ведь Суворова, в целом, слушался Сокин, а без помощи Мармарской вольницы осуществить свои планы он не мог. Следующим утром из объятий святой Софии вышел уже Тимур Анварович Шагин-Гиреев, полномочный представитель Цареградского генерал-губернатора, через неделю он был уже на Кубани. Массовый переход в православие, длившийся весь следующий месяц, происходил бурно. Инсургенты, упорствовавшие в вере, уничтожались родами, раздел их имущества подогревал остальных быстрее отказаться от веры предков. Хорошенько повязав свою разношерстную толпу кровью, Тимур Анварович направился к побережью. Сокин хорошо проплатил самым медленным судам своей флотилии ремонт и вынужденный простой, так что Бахчисарай был взят уже через неделю.
Старая же гиена стала посредником между Сокиным и более молодыми своими собратьями, так что за день до битвы хан отравился некачественными продуктами, а три его приближённых сохранили свои кресла. Собственно все были относительно довольны, кроме мёртвых и генерала "окопавшегося на перекопе". Тимур Анварович ещё раз навестил Суворова, побывал в Святой Софии, где получил нечто, вроде помазанья. Теперь Генерал-губернатор Крыма глубоко задумался. Его опасения, что вверенный ему кусок отныне русской земли не удастся так же "достаточно бескровно" вывести к "свету православной веры" из "дремучего мракобесия ислама" разделяли и Сокин и Суворов.
Население и так было недовольно потерей независимости, но ропот этот был глухим. А вот то, что рыбаки не могли ловить рыбу, было серьёзнее. Но тут помог бывший хан, в этот раз на берегу Сиваша строилось ударными темпами три флотилии. По совету Сокина все плохенькие суда Тимур Анварович продал от своего имени в рассрочку крымским рыбацким артелям. Свою же часть рыбы он должен первый год продавать населению по фиксированной низкой цене. Те же суда, что получше, захапал себе Сокин, но на них к просторам Эгейского море должны были выйти те из татар, кто поднаторел в морском разбое, а сейчас кис и мутил воду на берегу. Генерала же десятитысячного войска решено было в Крым пока не пускать, перекоп даже укрепить частью снятых с Босфора лёгких орудий. Часть тяжёлых орудий Босфора перевозилась в Дарданеллы.
Но тут уже "проснулся" и Петербург. Одно дело "Мармарская вольница" совсем другое вольница в размере Крыма, Кубани и изрядного куска Османской порты. Тимур Анварович, Суворов и Сокин, понимали, что в долгосрочной перспективе без России не обойтись, но и принимать условия посланников из Петербурга не торопились. Два первых посла вообще умерли от пищевых недугов, лишь на том свете смирив хищнические инстинкты. Третий был более скользок и дипломатичен, он же, узнав о том, как Тимур Анварович и Сокин поделили суда бывшего хана, предложил интересный план. Так как Стольный град и "мягкие сепаратисты" не могут договориться, надобно оставить всё как есть. А пока же показать Петербургу, что полезность от такого положения всё же есть. Но ведь можно же найти дело, где польза будет обоюдной? Можно!
Через месяц Петербург отозвал из перекопа своего "верного" генерала. Оставив одну тысячу солдат под командованием полковника-артиллериста, остальные девять тысяч Мармарские моряки перекинули в Дарданеллы. Это принесло пользу уже через неделю, так как свежие силы с лёгкостью отбили трёхтысячный египетский морской десант. В этот раз Племянник, получив "по шапке" от Паши Египта, во всём слушался французских "инструкторов. Но три тысячи, против девяти, которым Сокин "подкинул" полсотни казаков и полтысячи ракет… Десант заманили в ловушку и "накрыли". После ракетных залпов две тысячи деморализованных десантников в упор расстреляли из ружей и добили штыками. Две сотни своих погибших русские посчитали хорошей цифрой, о чём Суворов и отписал в Петербург подробно, так как руководил сражением лично.