Летом 1852 года девушка предприняла еще одну попытку отыскать своего возлюбленного. И после того как повторилось все то же самое и после нанесения визита Джо Ромпеуэсос, решившей определенно вжиться в роль бабушки Тома Без Племени, Джеймсу и Эстер, ждущей второго ребенка, вернулась обратно спустя пять недель. Ведь, будучи в разлуке с Тао Чьеном, так и не смогла справиться с охватившей ее тоской. Они настолько привыкли к рутине, к совместному, близкому по духу труду, что олицетворяли собой пожилую супружескую пару. Девушка собирала публиковавшиеся о Хоакине Мурьета сведения и запоминала их точно так же, как в детстве запоминала стихотворения мисс Розы, но, тем не менее, предпочитала игнорировать все то, что касалось невесты бандита. «Они выдумали эту девушку только для того, чтобы газеты лучше продавались, ведь ты знаешь, как легко соблазнить народ различными романами», - вот как она объясняла сложившуюся ситуацию Тао Чьену. На едва понятной карте, опираясь на правила мореплавания, еле прорисовывала следы Мурьета, и вместе с тем имеющиеся в распоряжении факты были довольно туманными и противоречивыми, а все маршруты настолько пересекались, что напоминали никуда не ведущую беспорядочную паутину. Хотя в начале и отвергала возможность того, что именно Хоакин и совершил один из наводящих ужас налетов, в скором времени все же убедилась, что данный персонаж отлично подходил под образ молодого человека, жившего в ее воспоминаниях. Также он яро восставал против всякого беззакония и был одержим навязчивой идеей, заключающейся в помощи всем беззащитным. Возможно, речь шла не о Хоакине Мурьета, мучившим своих жертв, а скорее, о сторонниках этого человека, вроде злодея Джека Три Пальца, от которого можно было ожидать зверств еще тех.
Девушка продолжала свой путь в мужской одежде, помогавшей особо не выделяться на фоне остальных, что было крайне важно в столь безрассудном деле с китайскими куртизанками, в которое ее втянул Тао Чьен. Платья она уже не носила года как три с половиной и ничего не знала ни о мисс Розе, ни о Маме Фрезии либо о своем дяде Джоне, и девушке казалось, что ее уже давно преследует некая иллюзия, становившаяся день ото дня все невероятнее. Пора тайных объятий со своим возлюбленным осталась далеко позади, сама она уже не была уверена в своих чувствах и не знала, продолжать его ждать из-за еще испытываемой любви либо поддавшись запальчивости. Иногда проходили целые недели, как, отвлеченная работой, девушка вообще не вспоминала о любимом, хотя временами память все же оживала, заставляя ее дрожать всем телом. Тогда, смущенная, оглядывалась по сторонам, никак не находя себе место в этом мире, в котором рано или поздно должна была очутиться. Что же делала она здесь, в брюках и окруженная китайцами? Приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы победить в себе смущение и непрестанно помнить о том, что очутилась здесь лишь из-за собственной неуступчивости в любви. Ее цель никоим образом не состояла в способствовании Тао Чьену, - так размышляла сама с собой девушка. - Напротив, предстояло отыскать Хоакина, и лишь ради этого пришла издалека и сделала бы все необходимое, пусть даже и оказавшись в полном одиночестве, чтобы сказать человеку прямо в глаза, что тот всего лишь обреченный беглец, загубивший всю ее молодость. Ввиду этого отправлялась на поиски и три предыдущих раза, однако предпринять новую попытку девушке не доставало воли. Находясь рядом с Тао Чьеном, она решительно молчала, ничем не выдавая свое намерение продолжить начатое когда-то странствование, хотя нужные слова то и дело слетали с языка. Ведь уже не могла оставить этого странного товарища, с которым свела ее сама судьба.
- Что ты сделаешь, если его встретишь? – спросил ее однажды Тао Чьен.
- Когда мы увидимся, я пойму, что все еще люблю его.
- А если вы никогда не встретитесь?
- Полагаю, что тогда моя жизнь будет полна различных сомнений.
Она заметила несколько седых волос, появившихся преждевременно на висках своего друга. Порой искушение запустить свои пальцы в эти жесткие темные волосы либо уткнуться носом в шею, чтобы лучше вдохнуть исходящий от него еле заметный аромат океана, становилось крайне невыносимым. Хотя у обоих уже не было никаких поводов для того, чтобы, завернувшись в одно одеяло, спать на полу, почему какие-либо шансы на взаимные прикосновения сводились к нулю. Тао слишком много работал и учился, и она могла лишь догадываться, до чего тот, должно быть, уставал, хотя всегда выглядел безупречно и сохранял внутреннее спокойствие даже в самые критические моменты. И окончательно отступил от дел лишь тогда, когда вернулся обратно, ведя под руку запуганную девушку. Пришлось ее осмотреть, чтобы понять, в каких условиях находилась бедняжка и дать той необходимые советы, после чего на некоторое время оставить под замком. «Он с Лин», - пришла к выводу Элиза, и тут же почувствовала необъяснимую боль в укромном уголке своей души. На самом деле так оно и было. В медитативной тишине Тао Чьен старался восстановить утраченную стойкость духа и отказаться от искушения поддаться ненависти и гневу. Постепенно тому удалось освободиться от воспоминаний, желаний и мыслей, после чего явно ощутил, что его тело растворилось в небытии. На некоторое время даже перестал существовать, и вплоть до того момента, пока здесь же не появился вновь, превратившись в орла, высоко парящего, причем без каких бы то ни было усилий, поддерживаемый лишь свежим и прозрачным воздухом, что поднимал его над самыми высокими горами. Оттуда можно было видеть все находящееся внизу – необъятные луга, бесконечные леса и напоминавшие чистое серебро воды рек. Тогда и удалось достичь совершенной гармонии, одновременно являясь отражением небесных и земных звуков, тем самым, напоминая некий утонченный музыкальный инструмент. Плыл среди так похожих на молоко облаков, расправив свои огромные крылья, и вскоре рядом почувствовал присутствие дорогой возлюбленной. Лин материализовалась где-то сбоку, став еще одной великолепной орлицей, тихо парящей в бесконечном небе.