- Где же твоя радость, Тао? – спросила его женщина.
- Мир полон страданий, Лин.
- У страданий есть духовная цель.
- Они всего лишь бесполезная боль.
- Помни, что мудрец всегда весел, потому что согласен с любой реальностью.
- А низости, зло, стало быть, с ними тоже нужно смириться?
- Единственное противоядие заключается в любви. Да, кстати: когда же ты женишься опять?
- Я все еще женат на тебе.
- Я всего лишь призрак и не могу посещать тебя всю оставшуюся жизнь, Тао. Это огромное усилие приходить каждый раз, как ты меня позовешь, ведь я уже не принадлежу твоему миру. Женись, в противном случае постареешь раньше времени. К тому же, если не испытаешь на себе все двести двадцать две любовных позы, все окончательно позабудется, - подтрунивала девушка, с лица которой не сходила незабываемая стеклянная улыбка.
Эти споры были намного хуже, нежели его визиты в известную «больницу». Практически не оставалось надежды помочь этим агонизирующим девушкам, и даже то, что пришло ему в голову, было, скорее, неким чудом. Напротив, он твердо знал, что на каждую девушку, выкупленную по всем правилам, оставалась еще дюжина бедняжек, которых вот-вот обесчестят. Молодой человек сильно мучался, воображая себе, скольких можно было бы вызволить из ужасных условий, будь он богаче, пока Элиза не напомнила ему о тех, которых удалось спасти. Ведь Тао Чьен и Элиза были связаны друг с другом тонкими узами родства и разделяемыми между собой тайнами, но вместе с этим существовали отдельно ввиду обоюдных навязчивых идей. Призрак Хоакина Андьета постепенно отдалялся, и, напротив, призрак Лин становился ощутимым, точно легкий морской ветер или же слышимый на пляже звук волн. Тао Чьену было достаточно мысленно вызвать ее, чтобы та появилась, всегда смеющаяся, как и было когда-то в реальной жизни. Тем не менее, до Элизы ей было все еще далеко, хотя уже стала ее союзницей, о чем девушка не знала до сих пор. Лин была первой, кто понял, что эта дружба уж слишком напоминала любовь, и когда ее муж пытался противостоять тем аргументом, что места в Китае, в Чили либо где-то еще для подобной пары так бы и не нашлось, она лишь рассмеялась опять.
- Не говори глупостей, мир велик, а жизнь долгая. Скорее, здесь все дело в смелости.
- Ты даже не можешь себе представить, что такое расизм, Лин, ты всегда жила среди своих. До того, чем я занимаюсь либо что я знаю, никому нет дела, а для американцев я всего лишь омерзительный китаец, а, порой, и настоящий козел отпущения; Элиза же для них и вовсе какая-то проходимка. В Чайна-тауне я не кто иной, как отступник, ходящий без косицы и одетый по-американски. У меня и места-то нигде своего нет.
- Расизм для меня не новость, в Китае мы с тобой думали, что простачки все сплошь дикие люди.