– Тао, кажется, ты мне больше нравился, когда был китайцем с головы до ног. Теперь я тебя не знаю. Дай-ка я тебя понюхаю, – попросила Элиза.
Смущенный Тао Цянь не двигался с места, пока Элиза нюхала его, как собака добычу, наконец-то узнавая легкий аромат океана, тот самый уютный запах из прошлого. Короткая прическа и строгая одежда делали Тао Цяня старше, в нем не ощущалось прежней мальчишеской беззаботности. Он похудел и казался выше ростом, скулы на гладком лице проступили резче. Элиза с удовольствием рассматривала его рот: девушка помнила его заразительную улыбку и идеально ровные зубы, но раньше ей не доводилось замечать соблазнительный изгиб его губ. Взгляд Тао Цяня показался Элизе мрачноватым, но она решила, что это из-за очков.
– Как же я рада тебя видеть, Тао! – Глаза ее наполнились слезами.
– Я не мог приехать раньше, у меня не было твоего адреса.
– Но ты и сейчас мне нравишься. Похож на похоронного агента, но такого симпатичного агента.
– Именно этим я и занимаюсь. Я похоронный агент, – улыбнулся Тао Цянь. – Когда я узнал, где ты живешь, я подумал, что прогнозы Асусены Пласерес сбылись. Она ведь говорила, что рано или поздно ты станешь такой, как она.
– Я ведь тебе писала: я зарабатываю на жизнь игрой на фортепиано.
– Невероятно!
– Отчего же? Ты никогда не слышал, как я играю, у меня неплохо получается. И если мне удавалось изображать глухонемого китайца, так я и за чилийского пианиста могу сойти.
Тао Цянь засмеялся, с удивлением сознавая, что впервые за многие месяцы у него поднялось настроение.
– Ты нашла своего возлюбленного?
– Нет. И теперь я не знаю, где его искать.
– Может быть, тебе и не стоит с ним встречаться. Поехали со мной в Сан-Франциско.
– Мне нечего делать в Сан-Франциско…
– А здесь? Зима уже началась, через две недели поселок будет отрезан от мира.
– Очень скучно быть твоим глухонемым братцем, Тао.
– Ты сама увидишь: в Сан-Франциско можно много чем заняться, и тебе не придется одеваться мужчиной, теперь в городе женщины уже не в диковинку.
– А как же твой план вернуться в Китай?
– Он отложен. Я пока не могу уехать.
Sing-song girls[32]
Летом 1851 года Джейкоб Фримонт задался целью взять интервью у Хоакина Мурьеты. Бандиты и пожары были в Калифорнии модными темами, они держали жителей в страхе, а журналистов обеспечивали работой. Преступления вершились безнаказанно, никто не сомневался в продажности полиции, которая в большинстве своем состояла из проходимцев – тех же преступников, для которых куда важнее было выгородить подельника, чем помочь честным гражданам. После очередного крупного пожара, покончившего с доброй частью города, в Сан-Франциско был учрежден охранительный комитет, составленный из разъяренных горожан, а возглавил его непотопляемый Сэм Бреннан, тот самый мормон, который в 1848 году принес весть об открытии золота. Бригады пожарных носились по городу, гоняя вниз и вверх по холмам телеги с водой, но еще прежде, чем они успевали добраться до горящего дома, ветер перебрасывал огонь на соседние строения. Пожар начался, когда австралийские бандиты облили керосином лавочку торговца, который отказался платить деньги за «крышу», а потом к дому поднесли горящий факел. Абсолютное попустительство властей вынуждало комитет к самостоятельным действиям. Газеты негодовали: «Сколько преступлений происходит в этом городе за год? А кого за них посадили или повесили? Никого! Сколько человек были застрелены и зарезаны, избиты и оглушены, а кто понес за это наказание? Нет, мы не призываем к суду Линча, но кто знает, во что выльется праведный гнев граждан, взыскующих защиты?» А граждане предпочитали решать проблему именно судом Линча. Охранители ревностно взялись за дело: малейшего подозрения хватало, чтобы отправить человека на виселицу. С каждым днем комитет пополнялся новыми стражами порядка, и они принимались за исполнение обязанностей с таким рвением, что вскоре бандиты уже опасались вершить свои злые дела при свете дня. Насилие порождало насилие, и в этих обстоятельствах фигура Хоакина Мурьеты начинала приобретать символический характер. Джейкоб Фримонт как мог разжигал огонь его популярности: его сенсационные статьи создавали героя для латиноамериканцев и демона для янки. Он приписывал Мурьете организацию большой банды и талант полководца, который заключался в его тактике ведения войны путем мелких стычек, против чего власти оказывались бессильны. Мурьета нападал изобретательно и молниеносно, его налеты были как проклятие – Мурьета исчезал, не оставляя следов, а вскоре наносил новый удар в сотне миль от предыдущего, и такую невиданную дерзость можно было объяснить только магией. Фримонт подозревал, что под именем Мурьеты скрываются сразу несколько разбойников, но остерегался об этом писать, чтобы не разрушить красивую легенду. Зато в порыве вдохновения он назвал Мурьету «калифорнийским Робин Гудом», что сразу же всколыхнуло волну расовой ненависти. Янки единодушно воспринимали Мурьету как самого отвратительного из черненьких, при этом предполагалось, что мексиканцы его покрывают, снабжают оружием и провизией, – ведь этот злодей грабит янки и помогает людям своей расы. Война лишила мексиканцев Техаса, Аризоны, Нью-Мексико, Невады, Юты, половины Калифорнии и Колорадо, и теперь для них любое нападение на гринго воспринималось как акт патриотизма. Губернатор штата предупредил газету о недопустимости таких публикаций, они превращают преступника в героя, но звучное имя уже воспламенило воображение читателей. Джейкоб Фримонт получал десятки писем – ему написала даже девица из Вашингтона, готовая проехать пол-Америки ради того, чтобы выйти замуж за разбойника, а на улице Джейкоба останавливали, чтобы узнать подробности о жизни знаменитого Хоакина Мурьеты. Журналист, ни разу его не видевший, описывал разбойника как молодого человека мужественной наружности, с внешностью испанского аристократа и храбростью тореро. Фримонт, сам того не подозревая, наткнулся на самую богатую жилу в краю старателей. Он задался целью взять у Хоакина интервью, если такой парень и правда существует, он мечтал написать его биографию, а если Мурьета только вымысел, тема тянула на роман. Его писательская задача – всего лишь изложить жизнь Мурьеты в характерном тоне на потребу толпы. Калифорния, этот штат, едва рожденный для американцев, которые намерены одним движением пера зачеркнуть всю предыдущую историю индейцев и калифорнийцев, нуждается в собственных мифах и легендах, рассуждал Фримонт. Для этой земли бесконечных просторов, открытой завоеванию и насилию, не подобрать героя лучше, чем разбойник. Джейкоб Фримонт уложил пожитки в чемоданчик, вооружился достаточным количеством блокнотов и карандашей и отправился на поиски своего персонажа. Мысль о рискованности этой затеи вовсе не приходила ему в голову, удвоенная дерзость (в силу того, что Фримонт был англичанином и журналистом) заставляла его верить, что ничего плохого с ним не случится. К тому же путешествие уже можно было организовать с определенными удобствами, в Калифорнии появились дороги, а регулярная служба дилижансов соединяла поселки, где он собирался проводить свои расследования; условия были не то что прежде, когда Фримонт только начинал и ездил верхом на муле, прокладывая путь через призрачные леса и холмы, не имея иного руководства, кроме неточных карт, что заставляли путешественников бесконечно бродить по кругу и сводили с ума. Отправившись в путь, Джейкоб Фримонт наблюдал, как переменилась Калифорния. Местное золото мало кого обогатило, но благодаря тысячам аргонавтов край приобрел цивилизованный облик. «Не будь золотой лихорадки, покорение Запада задержалось бы еще на два века», – записал репортер в своем блокноте.
32