«Ты перебрался на Запад, чтобы сбежать от прошлого и начать все заново, но наши слабости, как ветер, летят за нами вслед», – размышлял в своей статье Джейкоб Фримонт. И сам он служил тому прекрасным примером: ему не сильно помогли перемена имени, превращение в журналиста и американский наряд – он оставался все тем же, что несколько лет назад. Миссионерский скандал в Вальпараисо канул в прошлое, однако теперь Фримонт ввязался в новый обман – он, как и прежде, чувствовал, что его творение берет верх над ним, и безвозвратно погружался в собственные слабости. Статьи о Хоакине Мурьете заполонили калифорнийскую прессу. Каждый день из ниоткуда возникали все новые свидетельства, подтверждающие его слова; десятки людей заявляли, что видели Мурьету и описывали его ровно так же, как героя журналистских фантазий. Джейкоб Фримонт больше ни в чем не был уверен. Он мечтал, чтобы эти рассказы никогда не были им написаны, и порой его одолевало искушение публично отречься, признать свою ложь и исчезнуть, прежде чем вся эта история выйдет на свет божий и обрушится на него, как это произошло в Чили, но у него не хватало мужества. Известность ударила ему в голову, и Джейкоб Фримонт жил в дурмане своей славы.
Получившаяся у него история походила на бульварный роман. Фримонт поведал, что Хоакин Мурьета рос прямодушным благородным юношей, потом честно трудился на прииске Станислау вместе со своей невестой. Узнав, что дела его процветают, гринго напали на участок, отобрали золото, Мурьету избили, а невесту изнасиловали у него на глазах. Несчастным влюбленным не оставалось иного выхода, кроме бегства, и они избрали путь на север, подальше от мест, где моют золото. По версии Фримонта, они стали фермерами и возделывали буколический участок земли с прозрачным ручьем в окружении дубрав, но и там их мирная жизнь продлилась недолго: снова нагрянули янки, снова лишили их плодов труда, и тогда молодым людям пришлось искать иные способы себя прокормить. Вскоре Хоакин Мурьета дал о себе знать в Калаверасе: он сделался удачливым картежником, а его невеста в это время готовилась к свадебным торжествам в родительском доме в Соноре. И все-таки юноше на роду было написано нигде не знать покоя. Его обвинили в конокрадстве, без лишних проволочек кучка гринго привязала его к дереву в центре площади и подвергла немилосердной порке. Публичное унижение переполнило чашу терпения самолюбивого юноши, и отныне сердце его начало биться по-другому. Спустя недолгое время было обнаружено тело гринго, разрезанное на куски, как цыпленок для жаркого, а когда останки собрали воедино, опознали одного из тех, кто публично выпорол Мурьету на площади. В течение следующих недель один за другим погибли и остальные участники истязания – каждый был замучен и убит каким-нибудь новым способом. Джейкоб Фримонт описал это так: «Никогда еще в этом краю жестоких людей не видали такой жестокости». На протяжении двух лет имя бандита звучало то тут, то там. Его шайка угоняла коров и лошадей, нападала на дилижансы, грабила старателей на приисках и путников на дорогах, бросая вызов полицейским, убивала всякого американца, которого удавалось застать врасплох, и безнаказанно насмехалась над правосудием. Мурьете приписывали любое злодейство и преступление, которое оставалось безнаказанным. Калифорния – идеальное место для того, кто хочет спрятаться: рыбы и дичи вволю, вокруг леса и снова леса, холмы и долины, высокогорные луга, по которым всадник может часами мчаться, не оставляя следа, глубокие пещеры давали шанс схорониться, а тайные горные тропы – уйти от преследователей. Поисковые отряды, отправлявшиеся охотиться на преступников, либо возвращались с пустыми руками, либо вовсе не возвращались. Обо всем этом писал Джейкоб Фримонт, заблудившийся в собственной риторике, и никому не приходило в голову потребовать от журналиста сообщить точные имена, даты и названия населенных пунктов.