В мае 1853 года Элиза прочла в газете, что Хоакин Мурьета и его приспешник Трехпалый Джек напали на лагерь шести мирных китайцев, связали их косичками между собой и некоторым отрезали голову; потом эти головы, как связку дынь, подвесили на дерево. В этом районе дороги были под контролем бандитов, никто не мог путешествовать в безопасности, жителям приходилось собираться в многочисленные хорошо вооруженные отряды. Бандиты убивали американских старателей, французских искателей наживы, еврейских торговцев и путников любой нации, но мексиканцев и индейцев в основном не трогали: их притесняли сами гринго. Объятые страхом жители запирали окна и двери, мужчины не выпускали из рук заряженных ружей, а женщины прятались: никто не хотел попасть в лапы Трехпалому Джеку. О Мурьете, напротив, ходили слухи, что он никогда не бесчестил женщин и даже не раз спасал девушек, которых собирались насиловать изверги из его шайки. Постоялые дворы отказывали путникам в ночлеге: хозяева опасались принять под свой кров Хоакина Мурьету. Никто не видел бандита собственными глазами, а описания были самые противоречивые, Фримонт в своих статьях рисовал образ романтического разбойника, и большинство читателей верили именно ему. В Джексоне организовали первый добровольческий отряд для охоты на бандитов, а вскоре отряды мстителей появились уже в каждом поселке, и развернулась беспримерная охота на людей. Ни один мужчина, говорящий по-испански, не был свободен от подозрений; за несколько недель спешных линчеваний было совершено больше, чем за предыдущие четыре года. Врагами общества стали все, кто просто говорил по-испански, – на них обрушился гнев шерифов и полиции. Злая ирония состояла в том, что банда Мурьеты, убегавшая от американских солдат, которые уже наступали им на пятки, ненадолго вышла из тени, чтобы разгромить лагерь китайцев. Солдаты опоздали на считаные минуты: одни китайцы были мертвы, другие еще умирали. Говорили, что Хоакин Мурьета так яростно терзает азиатов, потому что те, даже будучи вооруженными, почти никогда не защищаются; «поднебесные» до того боялись Мурьету, что одно только имя наводило на них панику. А еще упорнее держался слух, что Мурьета собирает армию, что он вступил в сговор с местными ранчеро, чтобы поднять восстание, взбаламутить латиноамериканцев, истребить гринго и вернуть Калифорнию в состав Мексики – или превратить ее в независимую республику.
Подчиняясь воле народа, губернатор Калифорнии подписал указ, уполномочив капитана Гарри Лава и его отряд из двадцати добровольцев в течение трех месяцев вести охоту на Хоакина Мурьету. Каждому охотнику положили жалованье в сто пятьдесят долларов в месяц – совсем немного, учитывая, что в эту сумму входило содержание лошади, оружие и провиант, но меньше чем через неделю отряд уже был готов выступить. За голову Хоакина Мурьеты назначили награду в тысячу долларов. Как подметил в своей статье Джейкоб Фримонт, человека приговорили к смерти без суда, не установив его личность, не доказав его причастность к преступлениям; таким образом, миссия капитана Лава ничем не отличалась от линчевания. Элиза ощутила необъяснимую смесь страха и облегчения: она не хотела, чтобы эти люди убили Хоакина, но, возможно, только они и могли его отыскать; теперь Элиза мечтала покончить с неизвестностью – она устала сражаться с тенями. К тому же было маловероятно, что капитан Лав добьется успеха в том, что прежде не удавалось никому: Хоакин Мурьета казался неуязвимым. Поговаривали, что его может убить только серебряная пуля: однажды в Мурьету в упор разрядили два барабана, а он все так же продолжал скакать по Калаверасу.
– Если это чудище – твой возлюбленный, лучше бы тебе его никогда не встретить, – высказался Тао Цянь, когда Элиза показала ему ворох газетных заметок, которые собирала больше года.
– Я думаю, это не он…
– Откуда тебе знать?
В снах бывший любовник являлся Элизе в том самом потертом костюме, в тех же латаных, но чистых и отглаженных рубашках, в которых приходил на свидания в Вальпараисо. Тот же трагический облик, горящий взор, тот же запах мыла и свежего пота; Хоакин, как и прежде, брал Элизу за руки и пылко вещал о демократии. Иногда они лежали рядом на занавесках в гардеробной бок о бок, не прикасаясь друг к другу, полностью одетые, а вокруг них скрипели доски дома, терзаемые ветром с моря. И у Хоакина всегда, в каждом сне, ярко горела звезда во лбу.
– И что это означает? – поинтересовался Тао Цянь.
– У плохих людей не бывает света на лбу.
– Элиза, это только сон.
– Это не один сон, Тао, – их много…
– Значит, ты ищешь не того человека!