— И что бы вы сделали, появись вдруг возле связанной и голой Энн Кэмпбелл кто-нибудь еще? Спрятали бы голову в унитаз?
Синтия толкнула меня под столом ногой и милым голоском спросила у Мура:
— Что бы вы сделали в таком случае, полковник?
Он взглянул на нее, потом на пончик, затем снова на нее и ответил:
— Ну, при мне же ведь было оружие — ее пистолет в пластиковом мешке. Но… Я не могу сейчас сказать, как бы тогда поступил, но уж, во всяком случае, я не позволил бы никому причинить ей никакого вреда.
— Ясно, полковник. И в этот момент вы решили воспользоваться сортиром?
— Да… — несколько удивленно кивнул Мур. — Мне пришлось сходить в туалет.
— Вы так были напуганы, что вам даже приспичило пописать, — уточнил я. — Правильно? После этого вы, как дисциплинированный солдат, вымыли руки. И что же случилось дальше?
Он зло посмотрел на меня и ответил, обращаясь к Синтии:
— Я вышел из туалета и увидел на шоссе свет автомобильных фар. Машина остановилась, открылась дверца со стороны водителя, и я узнал генерала. При свете луны, а в ту ночь было полнолуние, мне удалось разглядеть, что это машина его жены. Но ее саму я не увидел. Признаться, у меня было недоброе предчувствие, что генерал Кэмпбелл вряд ли возьмет с собой на стрельбище свою супругу, — добавил Мур.
— Почему?
— Видите ли… Я боялся, что, если не будет миссис Кэмпбелл, ситуация может выйти из-под контроля. Мне трудно было себе представить, что генерал решится приблизиться к дочери, заметив, в каком она там виде… Я был почти уверен, что, если их там будет только двое, скандала между ними не миновать…
Синтия смерила его долгим взглядом и спросила:
— Вы слышали разговор между генералом Кэмпбеллом и его дочерью?
— Нет.
— Почему же?
— Мы так условились с Энн. Как только я убедился, что приехал именно генерал Кэмпбелл, я тотчас же закинул пластиковый мешок с ее вещами на крышу уборной и быстро ушел оттуда по бревенчатому настилу. Спустя пять минут я уже был в своей машине и, не дожидаясь окончания их разговора, помчался назад в гарнизон.
— А не встретилась ли вам по дороге в гарнизон какая-нибудь машина? — спросила Синтия.
— Нет, никакой машины я не заметил.
Мы с Синтией обменялись взглядами, и я спросил у Мура:
— Подумайте хорошенько, полковник, не заметили ли вы на шоссе хотя бы света от автомобильных фар? Помимо ваших, разумеется.
— Нет, я уверен, что нет, — твердо сказал Мур.
— Может быть, вы видели кого-то, кто шел по дороге пешком?
— Тоже нет, — покачал он головой.
— Получается, что ее убили после того, как вы уехали.
— Да. Я ее оставил там живой.
— И кто же, по-вашему, ее убил?
Он взглянул на меня с некоторым изумлением.
— Как? Разве вы не знаете? Генерал, разумеется.
— Почему вы так в этом уверены?
— Вы еще спрашиваете! Вам же не хуже меня известно, что там произошло. Вам известно, что я был ей нужен лишь в качестве помощника в воссоздании всей сцены ее изнасилования в Уэст-Пойнте. Она хотела, чтобы родители все это увидели воочию. Отец был там, я сам его видел, и наутро ее нашли задушенной на том же месте. Кто еще мог это сделать, как не он?
— А чего она сама ожидала от своих родителей? — спросила Синтия. — Она вам об этом что-нибудь говорила?
— Видите ли, — замялся Мур. — Мне думается, что она… Она сама ясно не представляла, что они скажут, когда увидят ее в таком виде, но при этом она была уверена, что они уж в любом случае освободят ее и увезут оттуда. Она думала, что родители не оставят ее там, они будут вынуждены развязывать узлы, несмотря на ее наготу и всю неловкость положения, и таким образом осознают наконец, какой позор и какое унижение пришлось ей тогда испытать, и навсегда избавят и ее и себя самих от этих психологических оков. Вы меня понимаете? — взглянул он на нас.
— Да, я вполне понимаю вашу мысль, — кивнула Синтия.
— А мне все это кажется безумием, — вставил я.
— Если бы миссис Кэмпбелл приехала вместе с мужем, все бы сработало, — возразил мне Мур. — И никакой трагедии бы не произошло.
— Я еще не слышал, чтобы из заумных планов психоаналитиков вышло что-нибудь дельное, — усмехнулся я. — Одна только путаница.
— Не могли бы вы передать мне хотя бы чашку с молоком? — попросил Мур Синтию. — У меня пересохло во рту.
— Да, конечно. — Она поставила перед ним чашку, и он залпом осушил ее, схватив скованными в наручниках руками. Потом он поставил чашку на стол, и все мы на минуту смолкли, давая ему насладиться выпитым молоком, доставившим ему, наверное, не меньшее удовольствие, чем его любимый ликер.