— Я тоже этого не знаю, но, когда спустя несколько часов я его видел, он выглядел вполне собранным, хотя, как теперь мне вспоминается, несколько подавленным. Он отрешился от этого преступления, как обычно и поступают преступники в первые часы после содеянного, но теперь весь ужас случившегося вновь преследует его.
— И мы можем что-нибудь из всего этого доказать?
— Нет.
— Тогда что же нам делать?
— Вступить с ним в схватку: время пришло.
— Он от всего будет отказываться, и нам придется подыскивать себе другую работу.
— Возможно. И знаешь, что я тебе скажу? Может быть, мы с тобой заблуждаемся.
Синтия принялась расхаживать по комнате, рассуждая вслух.
— А что, если попробовать отыскать то место, где он поставил свой джип? — предложила вдруг она.
— Сегодня светает в пять тридцать шесть. Мне тебя разбудить?
— Конечно, следы от покрышек смыло дождем, — продолжала рассуждать она. — Но он мог помять кусты, и мы можем найти то место, где он съехал с шоссе.
— Правильно. И тогда кое-что прояснится. Но все равно сомнения остаются, а нам нужно исключить всякие сомнения.
— Возможно, к машине прилипли сосновые иголки или веточки кустарника, и можно будет «привязать» их к тому месту с помощью экспертов.
— Это могло бы быть так, если бы он был полным кретином. Но он не дурак, наверняка вымыл машину, как для осмотра в транспортной инспекции.
— Проклятье!
— Нам придется с ним поговорить, важно лишь выбрать правильный психологический момент… завтра, например, после похоронной церемонии. И это будет наш первый, последний и единственный шанс получить его чистосердечное признание.
— Да, если он вообще станет разговаривать, то только в этот момент. Если он захочет сбросить с сердца свой камень, то покается нам, а не ФБР.
— Согласен.
— Пора спать. — Синтия позвонила дежурному по гостинице и попросила его разбудить нас в четыре утра, так что на сон мне оставалось три часа, если упасть на кровать в течение следующих десяти секунд. Но у меня возникла другая мысль.
— Давай примем душ и заодно сэкономим время, — предложил я.
— Ну, не знаю…
Слабый ответ. Мне кажется, мы с Синтией чувствовали некоторое смущение, как все бывшие любовники, решившие восстановить прежние отношения. Да и все эти милые разговоры об изнасиловании не способствовали соответствующему настроению. То есть, хочу я сказать, не хватало музыки, свечей и шампанского. Вместо всего этого незримо присутствовал дух Энн Кэмпбелл, тяготила мысль о ее убийце, спящем на Бетани-Хилл, — многовато для двух измученных и невыспавшихся людей в гостиничном номере за много миль от своего дома.
— Пожалуй, сейчас не время, — сказал я.
— Мне тоже так кажется, — согласилась Синтия. — Лучше подождем, пока сможем устроить себе маленький праздник. Например, в твоем доме в этот уик-энд. Нам будет самим же вдвойне приятнее.
С этим я был не совсем согласен, но спорить мне не хотелось, а соблазнять я не очень-то и умел. Поэтому я зевнул и по-французски пожелал ей спокойной ночи, как это мы когда-то практиковали в Брюсселе.
— Спокойной ночи… — она направилась было в ванную, но возле двери обернулась и добавила: — Во всяком случае, у нас обоих есть чего ждать.
— Вот именно, — сказал я, выключая лампу и забираясь в постель.
Засыпая, я слышал шум воды в ванной комнате, звуки дождя за окном и какие-то веселые голоса, скорее всего, влюбленной парочки, в коридоре.
Телефонного звонка в четыре утра я так и не услышал.
Глава 34
Разбудил меня солнечный свет из окна и запах кофе. Открыв глаза, я увидел перед собой Синтию: она была уже одета.
— Внизу, оказывается, есть кафетерий, — сказала она, протягивая мне пластмассовый стаканчик.
— Который час? — спросил я, намереваясь встать с постели.
— Восьмой, — ответила она.
— Что? — переспросил я, вспомнив, что лежу под одеялом совершенно голый. — Почему ты меня не разбудила?
— На поломанные кусты я вполне могла взглянуть и одна.
— Так ты уже побывала там? Удалось что-нибудь обнаружить?