Карл внимательно слушал ее.
Затем Синтия изложила подредактированную версию наших бесед с генералом Кэмпбеллом, миссис Кэмпбелл, полковником Фоулером и миссис Фоулер, а также с полковником Муром. При этом она ни словечком не обмолвилась ни о конкретной роли в этой истории четы Фоулеров, ни о потайной комнате в подвале дома убитой, ни о Билле Кенте. Именно так я и сам бы построил свой устный рапорт. Да, за минувшие двое суток Синтия многому у меня научилась.
— Итак, вы теперь понимаете, надеюсь, — сказала она Карлу, — что это дело обусловлено жаждой мести, справедливого наказания за происшедшее с Энн Кэмпбелл десять лет назад в Уэст-Пойнте, и ее извращенным экспериментом с применением методов психологической войны в личных интересах.
Карл кивнул.
Синтия также удачно упомянула и Фридриха Ницше — в контексте его влияния на формирование мировоззрения Энн Кэмпбелл. Карла это весьма заинтересовало, и я догадался, что Синтия предвидела это, учитывая личность слушателя.
Карл с глубокомысленным видом мудреца откинулся на спинку стула, сцепив на груди ладони и устремив взгляд сквозь стену, и Синтия, не дожидаясь, пока с его уст сорвется сентенция о главном смысле жизни, завершила свое повествование словами:
— Пол проделал исключительную работу, и я многое почерпнула для себя, работая вместе с ним.
Меня едва не стошнило.
Еще минуту Карл хранил мудрое молчание, и я заподозрил, что разгадка смысла бытия ускользает от него. Синтия пыталась перехватить мой взгляд, но я отводил глаза.
Наконец полковник Хелльманн изрек:
— Ницше. Да. В отмщении и в любви женщина еще более дика и жестока, чем мужчина.
— Сэр, это Ницше или ваше личное мнение? — поинтересовался я.
Он выразительно посмотрел на меня, и я почувствовал, что лед подо мной потихоньку тает.
— Очень хорошо, — сказал он Синтии. — Вы выявили мотивы — падение нравственности и коррупцию офицерского состава и страшные тайны этого гарнизона.
— Благодарю вас, сэр.
Карл посмотрел на меня, потом на свои часы и спросил:
— Не пора ли нам отправиться в часовню?
— Так точно, сэр.
Он встал, и мы тоже встали. Все взяли свои головные уборы и направились к выходу.
Мы уселись в мой «блейзер», причем Карл — на почетном месте, на заднем сиденье. По дороге в гарнизонную часовню Карл наконец задал сакраментальный вопрос:
— Вы знаете, кто это сделал?
— Полагаю, что да, сэр, — ответил я.
— Не будете ли вы настолько любезны, чтобы поделиться своими соображениями со мной?
«А не все ли тебе равно?» — подумал я и сказал:
— Определенное стечение обстоятельств, некоторые показания свидетелей и результаты экспертизы дают основания подозревать полковника Кента. — Произнеся эти слова, я взглянул в зеркало и впервые за это утро получил истинное наслаждение при виде того, как расширились у Карла глаза. Нижняя челюсть его, однако, не отвисла, и я добавил: — Начальника здешней военной полиции, сэр.
— Вы готовы предъявить ему официальное обвинение? — придя в себя, спросил Карл.
«Один-ноль в мою пользу, Карл!» — мысленно усмехнулся я и ответил:
— Нет. Я намерен передать материалы дела ФБР.
— Почему?
— Они нуждаются в дополнительной проверке и уточнении.
— Расскажите, что вам уже известно.
Я вырулил на парковочную площадку перед гарнизонной часовней — массивным строением в георгианском стиле из кирпича, пригодным как для свадеб и похорон, так и воскресных богослужений и уединенных молитв перед отправкой на фронт. Мы вышли из машины и тотчас же почувствовали, что денек выдался жаркий. Площадка была заполнена автомобилями, и машины приходилось ставить уже на шоссе и на газонах.
Синтия достала из сумочки лист бумаги и протянула его Карлу.
— Это было в компьютере Энн Кэмпбелл. Письмо к миссис Кент, — пояснила она.
Карл пробежал текст, кивнул и вернул письмо Синтии.
— Я понимаю, какой гнев и какое унижение испытал полковник Кент, когда его жена получила такое письмо. Но могло ли это толкнуть его на убийство?
В этот момент неподалеку прошел, помахав нам рукой, сам Уильям Кент, и Синтия сказала Карлу:
— А вот и он сам.
— Вид у него не затравленный, — заметил Карл, проводив полковника взглядом до входа в часовню.
— Он в замешательстве, — возразила Синтия, — и, по-моему, вот-вот сделает решительный шаг: сперва убедит самого себя, что поступил правильно, а потом скажет об этом нам.