Выбрать главу

С обезумевшими глазами в кабинет влетела ее сестра леди Герберт.

— Нэнси привела меня сюда чуть ли не в истерике. Скажи, что это неправда. Этого просто не может быть!

— Разве ты не узнаешь его подпись? Ах, Анна, чему так удивляться? Мы обе с самого начала знали, каков будет конец. Почему мы должны были рассчитывать, что я окажусь более удачливой, чем… те, другие?

— Но ты же ничего не сделала. Тебя не в чем обвинить.

— Будь я хоть ангелом небесным, он нашел бы какой-нибудь повод избавиться от меня, коль скоро я уже надоела ему. И вдобавок не родила ему сына. — Тут из ее груди вырвался тот отчаянный крик, который колоколом звонил все тридцать семь лет правления Тюдоров: — Господи, ну почему я не смогла родить ему наследного принца?!

— Бесполезно сожалеть о том, чего нет. Особенно теперь. Благодари Бога, что Нэнси нашла эти бумаги и оказалась достаточно сообразительной, чтобы принести их тебе. Я усматриваю в этом промысел Божий. Это просто чудо. Да святятся все святые! — От волнения леди Герберт обратилась к своему католическому детству, совсем забыв, что теперь, принадлежа к реформаторству, она должна отвергать чудеса и поклонение этим самым святым.

Кэтрин безразлично ответила:

— Не вижу никакой разницы. Всегда можно написать новые бумаги. И он опять подпишет их.

— Но у тебя есть время — время, чтобы спастись?

— Как? Какая мне от этого польза? Если я брошусь к его ногам и буду молить о пощаде, он просто отвернется. Кэтрин Говард в свое время вырвалась из рук стражников и, вопя во весь голос, побежала по переходам к церкви Хэмптон-Корта. Он наверняка слышал ее отчаянные крики. Но он проигнорировал их и предоставил ее своей судьбе.

— Может быть, если бы он видел ее страдания, он бы смягчился, — мудро заметила леди Герберт. — Потом, ты ведь образец добродетели, обвиненный в супружеской неверности.

— Меня обвиняют в государственной измене и ереси, что гораздо хуже. Мне не выпадет быстрая смерть от топора или меча. Огонь будет лизать мои члены в медленной пытке.

— Прекрати. Прекрати! — Сестра грубо встряхнула ее. — Если у тебя не хватает духу бороться за себя, подумай хотя бы о Томасе Сеймуре. — В душе она не любила Томаса и не доверяла ему. Он неутомимо ухаживал за леди Марией, пока рождение принца Эдуарда быстро не уменьшило ее значимость, и с тех пор беззастенчиво флиртовал с любой свободной — и богатой — особой женского пола при дворе. Леди Герберт подозревала, что в ее сестре его в основном привлекало ее значительное состояние и, возможно, также то, что безгрешная добродетельная Кэтрин приятно возбуждала мужчину, которому никогда не нужно было штурмовать неприступные твердыни других женщин. Но сейчас она использовала его как единственное средство, которое могло сломить охватившую королеву апатию. Она преуспела в этом.

Каменная маска спала с лица Кэтрин. Губы ее задрожали, и она умоляюще сжала руки леди Герберт в своих.

— Анна, что мне делать? Скажи, что мне делать?

— Ты должна лечь в постель и оставаться в ней, что бы ни случилось. Они могут арестовать тебя, пока ты больна. Королю доложат о твоем недомогании, и он придет навестить тебя. Твоя собственная мудрость подскажет тебе, как умолить его.

— А что, если он не придет? Я не могу оставаться в постели до конца жизни.

— Он придет, обещаю тебе, хотя бы из любопытства, чтобы посмотреть, не является ли твоя болезнь мнимой.

Она заботливо проводила Кэтрин в ее спальню и помогла ей раздеться, шепча ободряющие слова. Но королеве не было нужды разыгрывать недомогание. Напряжение последних трех лет, кульминацией которого стало сегодняшнее потрясение, забрало у нее все силы, превратив в бьющуюся в истерике слабую женщину. Слезы непрестанно текли по ее побледневшему лицу, и она дала выход душераздирающим стонам, которые постепенно становились все громче, пока наконец не достигли королевских апартаментов. Генрих сидел у себя в кабинете, прекрасно слыша эти полные упреки страдания, которые вновь вызвали в его памяти часто посещавшие его воспоминания о таких же воплях, достигших его ушей пять лет назад, когда он, преклонив колена, стоял мессу…