Лицо Екатерины болезненно исказилось.
— Это мое величайшее желание на земле, для осуществления которого я сделаю или рискну сделать все возможное. Но не таким путем. Не таким.
— Другого пути нет.
— Если бы я думала так, моя дума блуждала бы в потемках. Но я верую, что Господь в должное время предпишет Марии править Англией. И я должна довольствоваться тем, чтобы оставить это в руках Божьих.
«Зачем же передоверять столь многое Провидению? — Циник, всегда живший в Чапуизе, не мог не запротестовать. — А что, если мы дадим ему приличный толчок в нужном направлении?» Но он умел сдерживать свой язык. Даже очень близкий друг не мог сделать такого рода предложение Екатерине безнаказанно.
Он намеренно больше не возвращался к своему заговору, и королева была рада, что он отказался от этой идеи, хотя и с неохотой. Она пришла бы в ужас, если бы узнала, что с еще большими предосторожностями, чем раньше, Чапуиз продолжал разработку своего плана, твердо намеренный поддерживать пламя восстания.
Королева отставила в сторону воспоминания об этом разговоре и вновь вернулась к последнему письму Чапуиза. Сообщив последние новости о Марии, он далее предостерегал Екатерину, что в самое ближайшее время ей следует ждать визита членов специальной комиссии, которые потребуют от нее и ее ближайших слуг принятия страшной клятвы в признании верховенства короля над церковью и законности его женитьбы на Анне.
«Обманите их, — писал Чапуиз размашистым почерком. — Примите клятву в какой-нибудь смягченной форме или с предварительными оговорками. Я молю Вас об этом во имя Вашего же блага. Не могу даже представить себе ужасных последствий прямого Вашего отказа».
Королева улыбнулась слегка иронично, складывая письмо.
Ефстахий Чапуиз ясно представляет себе возможные последствия… Вечное заключение… возможно, казнь, от которой он больше всего стремился спасти ее. Но в глубине души он прекрасно понимал, что она не изберет легкого решения этой проблемы. Король может дать волю своим чувствам и отыграться на ней, но ведь остаются ее слуги. Если они откажутся принести присягу, их вышлют. Большинство из них были испанцами, которые последовали за ней в Англию, когда она оказалась в положении молодой жены принца Артура. Расстаться с ними будет подобно предвкушению входа в чистилище.
Она встала и долго мерила шагами сад, пытаясь разрешить вставшую перед ней проблему. В конце концов как бы в ответ на ее невысказанную мольбу решение пришло само собой. Этим вечером она послала за своим сенешалем.
— Франциско, я узнала из нашего обычного источника, что сюда в ближайшее время прибудут члены специальной королевской комиссии. Они будут требовать от вас присягнуть в том, что король является верховным главой церкви и что я… что я никогда не была его женой.
— Ваше величество, скорее наши языки отсохнут, прежде чем мы произнесем подобные слова.
— Тогда они не позволят вам оставаться со мной. Послушай, у меня есть план, как перехитрить их, по крайней мере в том, что касается первой части клятвы. Может быть, они удовлетворятся этим и избавят вас от остального. Ты будешь говорить от своего имени, но и за всех остальных тоже, на нашем родном языке.
Медленная улыбка расползлась по лицу Франциско.
— Эти члены комиссии, они ведь не знают испанского?
— Я в этом почти уверена, а ты к тому же будешь говорить очень быстро.
— Мадам, я буду бормотать со всей возможной скоростью.
— Не подумай, что я намерена заставить тебя нарушить клятву, данную тобой святому папе римскому, — заверила его Екатерина, — Ты скажешь: «Yo juro el Roy se ha heeh a cabeza de Inglesia», что значит: «Король сам назначил себя главой церкви».
На смуглом лице мужчины промелькнула тень восхищения, но затем его оживление заметно угасло.
— Но ваше величество не может найти убежища для себя в этой увертке.
— Нет, — тяжело вздохнула Екатерина. — Ты должен молиться за меня, Франциско.
— Мы никогда не переставали делать этого, мадам.
На следующий день во двор замка въехали два представителя специальной комиссии с помощниками. Екатерина приняла их в Главном зале со всеми своими слугами, выстроившимися рядом с ней. Смотрела она на них с едва скрываемой ненавистью. Одним из них был доктор Ли, архиепископ Йоркский, громче всех кричавший о своей поддержке короля; другим — доктор Танстэйл, епископ Дархеймский, когда-то бывший ее личным духовником. Правда, надо отдать им должное, ни один из них не испытывал особенной радости от выпавшей на их долю задачи: Екатерина была той, кто снабжал их хлебом насущным в течение многих лет. Шурша рукавами своей прелатской сутаны, доктор Ли развернул пергаментный свиток и твердым голосом прочитал акт. Затем, адресуясь куда-то выше головы Екатерины, произнес: