Простая маленькая процессия медленно продвигалась к аббатству Петерборо — неторопливо движущееся черное пятнышко на плоской равнине, выбеленной морозом. Никаких почестей, полагающихся обычно коронованным особам, в этот раз отдано не было, но одетые во все черное толпы людей придавали похоронам Екатерины столь величественное великолепие, что оно даже превосходило то, которое могло бы придать им государство и в котором оно ей отказало. В благоговейной тишине, нарушаемой только стуком лошадиных копыт по промерзшей земле, они, стоя на коленях или замерев в напряженном молчании, молились и плакали, пока гроб медленно проезжал мимо них. Детей старались поднять повыше, чтобы они могли запечатлеть в своей памяти и потом рассказать уже своим детям, как им довелось провожать в последний путь воистину великую и добрую королеву.
Возвращаясь по домам, люди сочувственно обсуждали между собой и трагедию Марии, и то, как бедная королева униженно, но напрасно молила дозволить ей увидеться с дочерью еще раз.
— Тот, кто запретил это, так же велик, как нос на твоей физиономии. Знаешь, этот, с выпученными глазами и грязной паклей вместо волос на голове.
Потом голоса опускались до свистящего шепота, когда разговор принимал совсем уже мрачную окраску. С момента смерти Екатерины этот слух получил самое широкое распространение. Подобно змее, он выполз сначала из замка Кимболтон, а оттуда уже раскинул свои зловещие кольца по всей округе. В ближайшие месяцы он просочится во все уголки Англии.
— У нее не было ничего особенного, только ревматизм, так у кого его нет?
— Почему же она так внезапно умерла?
— Они вскрыли ее бедное тело и забальзамировали его и только потом позвали ее врача.
— Доктор говорит, что все ясно, как день. Только, будучи трусом, он не спешит слишком широко разевать свой рот, боясь, как бы они чего ему не сделали.
— Они, должно быть, давали ей эту гадость понемногу в течение месяцев вместе с едой, покарай Господь их черные души.
— Но это виноваты не они, им было приказано, понимаешь?
Убийство! Ужасное слово мгновенно заткнуло все рты. Потом слух опять выполз на поверхность:
— Это все король, разве нет?
— Конечно, нет! Станет он пачкать руки в такой грязи.
— Готов заложить душу, что старина Генрих даже и не подозревал о том, что происходит.
— Это все она и этот вонючка Кромвель, вставший между ними.
— Они попробовали проделать эту штуку в прошлом году и с принцессой, только она обманула их ожидания, выжив.
— Она хотела убрать их обеих с дороги до того, как родится это ее бесценное отродье.
— Вот увидишь, она либо не доносит его, либо это опять будет девчонка. Это так же верно, как то, что Господь есть на небесах. Он заставит ее заплатить за все.
Кто-то привнес во все эти разговоры интригующую нотку:
— Когда мы заговорили об этом, моя сестра, приехавшая из Лондона, рассказала, что у них там есть какая-то старуха, якобы ясновидящая, которая на Рождество вдруг объявила: «Никогда не будет веселья в Англии при трех королевах, зато будут две большие эпидемии холеры».
— Господи, спаси наши души, чего это старая ведьма имела в виду?
— Ну, была королева Екатерина, упокой, Господи, ее светлую душу, и эта шлюха Боллен, которая тоже величает себя королевой…
— А кто же третья?
— Кто знает? Сестра говорила мне, что по Лондону ходят разговоры о том, что его величество волочится сейчас за хорошенькой кобылкой по имени Джейн Сеймур. Он охотится за ней вот уже несколько месяцев и ни на секунду не выпускает из поля зрения.
— Господи, помилуй! Значит, если у Нан и в этот раз ничего не выйдет…