— Вы думаете, я так долго терпела бы вас, если бы не надежда обзавестись принцем? Не льстите себя надеждой, что я когда-нибудь наслаждалась вашими скотскими неумелыми занятиями любовью, вашей наваливавшейся на меня вонючей тушей. Когда-то я любила другого, другого, слышите вы? И я всегда представляла его в своих объятиях вместо вас…
Ее голос замер в приглушенном рыдании. Она думала, что сейчас Генрих ударит ее. Он уже поднял руку, но потом опустил ее. При виде его покрывшихся пеной губ, вздувшихся, как канаты, вен на лбу к ней вернулась относительная способность соображать. Тяжело дыша, она сделала тщетную попытку поправить положение.
— Я смиренно молю ваше величество простить мои дикие слова. Это следствие моей болезни. Я еще очень слаба… и не соображаю, что говорю. — Она украдкой бросила взгляд на его напряженное лицо. — Я понимаю вашу глубокую печаль и разочарование, ибо сама полной мерой испытываю те же чувства. Но у нас есть будущее, у нас еще будет мальчик, обещаю вам.
— Нет, мадам, это я обещаю вам, что у вас от меня больше не будет никаких мальчиков. — Он повернулся и в нелепой попытке сохранить достоинство захромал, скривившись от боли, прочь. Она лежала и прислушивалась к его нетвердым шагам, удаляющимся по коридору, и знала, что смелое и опасное предприятие, начавшееся некогда в роскоши садов Кента, подошло к своему концу.
Так долго окруженная друзьями, искрящимися веселостью, Анна страдала в теперешнем вынужденном одиночестве, запертая в своей спальне. Ее навещали брат и кузины, но были и томительно долго тянувшиеся часы, когда она оставалась совсем одна, и тогда на нее накатывались мучительные страхи, подобные злобным гарпиям ада. Ее отец забыл ее. Человек, который благодаря своей дочери поднялся до титула графа и блестящего положения при дворе, был теперь слишком занят, пытаясь обезопасить себя и отдалиться от нее.
Однажды ей подумалось: «Должно быть, так же чувствовала себя и Екатерина в те первые дни, когда ее бросили все, кроме нескольких преданных друзей, а центр внимания двора сосредоточился на мне». Ах, но Екатерину поддерживало сознание, что только она всегда была и будет единственной истинной женой короля. У нее же, Анны, такого утешения не было. И вдруг ей открылась чистейшая правда: если бы он решил избавиться от нее, она никогда даже не попыталась бы оставаться верной ему так долго и так безнадежно, как это делала Екатерина. Даже во имя Елизаветы. Она могла признаться самой себе, как много она потеряет из этой богатой мишуры пребывания в ранге королевы, из всего этого великолепия, роскоши и многочисленных знаков внимания, к которым она так привыкла, но все это было ерундой по сравнению с мстительной ненавистью мужчины.
Что же будет с ней? Куда она пойдет? В отчаянии она задала эти вопросы Джорджу, когда тот в очередной раз пришел навестить ее. Он попытался, правда с заметным усилием, шуткой вывести ее из состояния отчаяния.
— Его холодность пройдет вместе с его разочарованием. Ты завоюешь его вновь, как это тебе всегда удавалось раньше.
Она ответила ему слабой улыбкой.
— Это гораздо больше, чем обычная холодность… Тебя не было здесь, когда он сказал, что больше не хочет никаких сыновей от меня. И это не было простым словцом, сорвавшимся с языка в приступе гнева. — Анна вздрогнула при воспоминании об этом непримиримом выражении на его лице. Джордж разразился гневной тирадой:
— Если он настолько глуп и не видит, что ты стоишь дюжины, двух десятков…
— Джейн Сеймур? Скажи, она еще при дворе?
— Нет. Она уехала домой.
— Понятно.
Когда-то давно она тоже была одной из фрейлин королевы и тоже вернулась домой. Генрих часто навещал ее в Хивер-Кастле, так же как он теперь будет навещать Джейн в Вулф-Холле в Уилтшире. Та же самая мелодия будет сыграна еще раз, нота в ноту. Она даже могла слышать тоненький жеманный голосок Джейн, повторяющей знаменитые слова, некогда сказанные самой Анной Болейн: «Я никогда не стану вашей любовницей. Я стала бы вашей женой, не будь вы уже женаты». Анна смеялась, пока ее ресницы не слиплись от слез, и Джорджу волей-неволей пришлось встряхнуть ее.
— Бога ради, давай посмеемся вместе.
— Это не очень пристойно, должна признать.
Вдруг вся ее легкомысленная веселость слетела с нее, как паутина. Как Генрих поступает со своими отвергнутыми женами? Ей придется пойти по стопам Екатерины в какую-нибудь унылую отдаленную крепость, из которой только смерть сможет освободить ее. Или ее ждет еще худшая судьба. Он может заключить ее в один из монастырей, где ей придется проводить нескончаемые дни в окружении злобных женщин с отвратительно пахнущими телами, ибо хорошо известно, что монашенки никогда не моются и не стирают своей одежды. Нет ничего удивительного, что Екатерина так стойко противилась жизни в какой-нибудь святой обители! Анне оставалось только надеяться, что Кромвель успеет разогнать все монастыри до того, как ей выпадет судьба очутиться в одном из них.