Впервые настоятельница взглянула с одобрением.
- Ты должна будешь выучить устав и обеты, потому что через три недели ты станешь монахиней.
- Так скоро? – испугалась я.
- Это наименьший срок, - кивнула она. - Мне написал сам герцог Морельский. Он попросил позаботиться о дочери.
Неприязнь, которую я испытывала к настоятельнице, росла с каждым ее словом. Пришлось снова напомнить себе, что я обязательно сбегу.
На лице женщины я заметила внезапно вспыхнувшее любопытство.
- Не хотела бы ты рассказать о несчастье, которое заставило тебя прийти сюда? Не нужно стесняться или бояться.
Я немного растерялась и покачала головой. К счастью, как раз в этот момент в дверь постучали.
- Значит, в следующий раз, - согласилась настоятельница. – Заходи, сестра Кенна.
Эта монахиня оказалась полной женщиной лет сорока с добродушным лицом. Она поклонилась настоятельнице, а затем повернулась ко мне.
- Здравствуй…
- Теодора, - подсказала настоятельница. – Кстати, когда тебе остригут волосы, имя придется сменить. Подумай, как хотела бы называться.
- Пойдем, Теодора, - Кенна протянула ко мне пухлую ручку. - Я покажу тебе, где ты будешь теперь жить.
Глава 4
Я постепенно привыкала к порядкам монастыря, в котором провела уже несколько дней. Мне не нравилось здесь, но жаловаться было некому, и я молчала. Вечерами, лежа на узкой кровати, вспоминала дом. Ведь когда-то мне и там было тяжело, но я нашла способ изменить свою жизнь так, что она начала мне нравиться. Значит, я непременно сумею снова что-нибудь придумать, а пока нужно было терпеть. Хотя, надо признать, все оказалось не так страшно, как я опасалась.
Большинство монахинь из тех, с кем я общалась, отнеслись ко мне по-доброму. Кенна и вовсе обещала во всем помогать: именно к ней я могла обращаться с любыми бытовыми просьбами.
Мне даже разрешили оставить привезенный с собой багаж, хотя на это я мало надеялась. Поэтому в моей крошечной комнатке в маленьком деревянном сундучке были сложены платья, белье и туфли, а в самом низу я спрятала деньги.
Теперь я носила одежды послушницы: такие же, как у монахинь, только коричневого цвета. На моей голове всегда был надвинутый низко на лоб черный шерстяной платок, полностью скрывающий волосы. И только башмаки, выданные сестрой Кенной, я надевала с удовольствием. Они оказались гораздо удобнее моих, а до красоты обуви мне сейчас совершенно не было дела.
Я очень опасалась осуждения со стороны других женщин, ведь молодых девушек родители отправляли в монастырь лишь в определенных обстоятельствах. Неудивительно, что настоятельницу они так заинтересовали! В ее сочувствие я не поверила, решив, что та хотела развлечься за мой счет. В монастыре жизнь была однообразной, поэтому каждую новую послушницу изучали и обсуждали еще долго после ее появления.
При следующей встрече с матерью Норой я соврала, сказав, что сюда меня отправила невзлюбившая падчерицу мачеха. Уверена, настоятельница мне не поверила, но другого ответа она от меня не добилась. Я старалась скорее забыть о своем позоре, а не обсуждать его со всеми подряд.
Кроме меня, послушниц в монастыре было еще трое: две вдовы средних лет и одна очень старая женщина, которой, наверное, некуда было больше пойти. Я уже поняла, что монахинями становились разочарованные в жизни и ищущие покоя, но ведь это не относилось ко мне! Я, несмотря на то, что со мной случилось, очень хотела жить. И в отличие от прочих сюда пришла не по своей воле. В монастыре я была самой юной – редкие родители поступали так жестоко со своими дочерьми, даже оступившимися, и молодые девушки появлялись тут не часто.
Уже на следующий после моего прибытия день я узнала, что ошибалась, когда думала, будто монахини совсем не выходят за стены. Оказалось, с разрешения настоятельницы они могли это делать. Вот только мне в ближайшие лет десять такого позволения было не получить ни за что. Это было совершенно очевидно. Лишь одно меня немного успокаивало и вселяло надежду. Если остричь волосы мне еще могли насильно, то заставить произнести обеты – нет. Поэтому, я все-таки не стану клятвопреступницей, когда сбегу.
Главным делом монахинь, не считая молитв по пять раз за день, была помощь нуждающимся. Некоторые сестры ухаживали за пациентами госпиталя при Храме, а еще их иногда приглашали к себе для помощи родственники тяжело больных. Правда, я подозревала, что такую сиделку могли нанять лишь обеспеченные люди. Когда в городской школе для бедных не хватало преподавателя, - а это происходило довольно часто, - то кто-то из монахинь отправлялся учить детей. В монастыре выращивали овощи и занимались рукоделием, раздавали милостыню и устраивали в Храме после службы ежедневные бесплатные обеды для нуждающихся. Без дела тут никто не сидел.