– Идем, я тебя уложу.
Фелл навалился на нее, дыша ее запахом.
– Я любил тебя, – прошептал он, одолевая ступеньки крыльца.
– Ты меня бросил.
Когда он проснулся, был уже день. В открытое окно светило восходящее солнце. На ясном небе мелькнул и пропал силуэт ястреба. Постанывая, он сел в постели. Рану на плече жгло, ребра ломило после схватки с разбойниками.
Фелл с трудом добрел до окна. Сигурни стояла в лучах солнца, держа ястреба на руке, черная собака лежала у ее ног. У Фелла пересохло во рту. Чувства, так давно подавляемые, снова овладели им. Из всех женщин, которых он знал – а их было много, – Фелл любил только одну, и в этот миг он с болезненной ясностью понял, что так будет всегда. Он женится снова и заведет сыновей, но сердце его останется здесь, с этой загадочной жительницей гор, пока не истечет отпущенный ему срок.
Он еще не оправился, но смотреть на нее ему было невыносимо. Фелл натянул сапоги, взял свой черный кожаный плащ, взял длинный лук и колчан. Потом вышел через заднюю дверь и побрел обратно в Силфаллен. Была там одна девушка-невеста, отец которой назначил посильный для Фелла выкуп.
– Ненавижу эти места. – Барон Ранульф Готассон, облокотясь на широкий парапет, смотрел на дальние горы. Асмидир промолчал. На высокой крепостной стене было холодно, северный ветер пронизывал насквозь даже теплую одежду – но барон в своей черной шелковой рубашке и безрукавке из черной тончайшей кожи как будто не замечал этого. На нем не было ни единого украшения – ни серебряных заклепок, ни дисков, ни цепей. – Не то что Кушир, верно? – Он обратил светлые глаза на своего темнокожего собеседника, который поеживался от холода. – Студено, уныло. Тебе никогда не хочется вернуться домой?
– Бывает, – признался Асмидир.
– И со мной тоже. Что делать здесь такому человеку, как я? Как заслужить славу?
– В королевстве все спокойно, милорд – благодаря вашей милости и графу Джасти.
Губы барона сжались, глаза под тяжелыми веками сузились.
– Не называй при мне его имени! Никогда не видел, чтобы кто-нибудь был так удачлив, как он. Скажи, что из его деяний может сравниться с моим победоносным Лигийским походом? Двадцать пять тысяч воинов против двух моих легионов, но мы сокрушили их и заняли их столицу. А у него что? Осада Катиума? Тьфу!
– Поистине так. Ваши подвиги останутся в истории на века. Но у вас, верно, есть дела поважнее моей скромной персоны – скажите же, чем я могу вам служить?
Барон, сделав Асмидиру знак следовать за собой, привел его в небольшой кабинет. Чернокожий тоскливо взглянул на холодный пустой очаг. Неужели этот человек совершенно не чувствует холода?
– Мне нужен красный ястреб, – заявил барон, садясь за дубовый письменный стол. – Через два месяца турнир, и я хочу его выиграть. Назови свою цену.
– Увы, милорд. Я продал этого ястреба осенью. Барон выругался.
– Кому? Я выкуплю у него птицу.
– Я не знаю, где найти этого человека, – без запинки солгал Асмидир. – Он заходил ко мне в прошлом году. Это путник – может быть, пилигрим. Если увижу его снова, то сразу направлю к вам.
Барон с новой бранью хватил кулаком по столу.
– Хорошо, ступай.
Асмидир откланялся и спустился по винтовой лестнице в недра крепости. В большом чертоге шел пир. За тремя главными столами сидели около сорока рыцарей со своими дамами, слуги в красных ливреях разносили блюда и напитки, с галереи, занятой менестрелями, лилась тихая музыка, огонь плясал в очагах на обоих концах зала.
Асмидир, не будучи голоден, направился к выходу. Слова барона напомнили ему завоевание Лигии – побоища, насилие, увечья, пытки и разрушения. Богатую независимую страну поставили на колени, унизили и разорили, предали огню библиотеки, осквернили святыни. О да, Ранульф, история надолго запомнит твое проклятое имя!
Пословица гласит, что месть – блюдо, которое следует подавать холодным, но так ли это? Удовлетворит ли кого-нибудь гибель этого человека?
Закутавшись в плащ, Асмидир шагал через двор. Его окликнул юноша – высокий, кареглазый, с убранными в длинный хвост светлыми волосами. Под мышкой он нес несколько свернутых карт.
– Добрый день, Леофрик, – улыбнулся ему Асмидир. – Пир уже начался, ты опаздываешь.
– Знаю, – вздохнул молодой человек, – но барону нужны эти карты, и себе дороже выйдет заставлять его ждать.
– Карты, похоже, старинные, так?
– Так и есть. Они составлены лет двести назад в царствование горного короля Гандарина Первого. Хорошая, тонкая работа. Тогдашние картографы умели как-то определять высоту гор. Известно ли тебе, что Хай-Друин насчитывает девять тысяч семьсот восемьдесят два фута? Как ты думаешь, правда это, или так, с потолка взято?
Асмидир пожал плечами:
– Цифра, по-моему, слишком точная, чтобы быть вымышленной. Но я рад, что это занятие пришлось тебе по душе.
– Да. Мне, вопреки большинству, нравится вникать в мелочи, – усмехнулся Леофрик. – Мне любопытно знать, сколько у нас копий и в каком состоянии наши лошади. Вот, например, при осаде Пяти Городов сейчас занято четыреста двенадцать повозок. Скучная материя, но если выступить на войну без обозов, она будет проиграна, еще не начавшись.
Асмидир поговорил с юношей еще немного, попрощался и пошел на конюшенный двор. Конюху, оседлавшему его гнедого мерина, он дал серебряную монетку, которую тот упрятал в карман с поразительной быстротой.
– Благодарствую, сударь.
Асмидир выехал из ворот замка на широкие улицы города. Народ на рыночной площади глазел на него, дети выкрикивали дразнилки. Мимо маршировали солдаты, и он осадил коня. Это были наемники, и выглядели они усталыми, как будто проделали много миль. Леофрик занимается обозами, наемные войска что ни день подходят… Зверь вот-вот прыгнет.
Выехав из северных городских ворот, Асмидир пустил коня рысью и проехал так около мили. Гнедой, сильный и выносливый, бежал играючи, даже дыхание у него не стало чаще. Всадник придержал его, похлопал по шее, сказал тихо:
– Человеческие мечты замешаны на крови.
Фелл, присевший без сил у дороги, увидел двухколесную тележку, запряженную двумя громадными серыми волкодавами. Правивший ими старик легонько похлопал палкой собак.
– Стой, Шемол, стой, Кабрис. Добрый день тебе, лесовик!
– Ну и смешной же у тебя вид, Гвалч, – ухмыльнулся Фелл.
– В мои годы, парень, мне до этого нет никакого дела. Главное, что я еду куда хочу, не утруждая свои старые кости. А ты, погляжу я, весь серый, как зимнее небо. Не занемог ли?
– Ранен, и много крови из меня вылилось. Все будет в порядке, только отдохнуть надо.
– В Силфаллен идешь?
– Да.
– Так залезай, мои собачки и двух свезут. Им только полезно. Но прежде заедем ко мне и пропустим глоточек. Это снадобье враз тебя оживит, уж поверь. Обещаю, что судьбу тебе не стану предсказывать.
– Ты всегда предсказываешь, и каждый раз недоброе. Ладно, так и быть, сяду в твою таратайку. Молю только богов, чтобы меня кто-нибудь не увидел – такого позора я вовек не переживу.
Старик, посмеиваясь, подвинулся и освободил ему место. Фелл положил в тележку лук и колчан, а потом взгромоздился сам.
– Эй, собачки, домой!
Волкодавы рванули с места, и Фелл со смехом сказал:
– Я уж думал, меня сегодня ничто не сможет развеселить.
– Напрасно ты к ней пошел, парень.
– Ты обещал без ясновидения!
– Ба! Я ведь не будущее предсказываю, а говорю о прошедшем. И черного тоже выкинь из головы. Она ему не достанется. Она принадлежит нашей земле, Фелл – я бы сказал даже, что она сама частица этой земли. Сигурни, Ястребиная Владычица, надежда гор. – Старик покачал головой и усмехнулся чему-то, что понимал он один.
Тележка немилосердно подскакивала на каждом ухабе.
– Знаешь, Гвалч, экипаж у тебя не сильно удобный.