Она неподвижно лежала под палящими лучами и вспоминала весенние вечера в начале их совместной жизни, когда они подолгу гуляли, держась за руки, и воздух был напоен ароматами хмеля и гиацинтов. О чем мечтала та, юная Нора, шагая в мягких сумерках? Не о своей теперешней жизни, это уж точно. За прошедшие семь лет она вдоль и поперек изучила туристический бизнес. Сначала была секретарем, а со временем занялась организацией поездок, и сейчас у нее было множество постоянных клиентов. Она научилась с блеском продавать туры, небрежным жестом подвигая к людям глянцевые брошюры и без запинки расписывая прелести тех мест, куда сама только надеялась попасть. Она стала настоящим специалистом по разрешению кризисных ситуаций с пропавшим в последнюю минуту багажом, перепутанными паспортами и срочными прививками. В прошлом году, когда Пит Уоррен решил уйти на пенсию, Нора собралась с духом и купила фирму. Теперь все, от невысокого кирпичного здания до коробок с бланками авиабилетов в шкафу, принадлежало ей. Ее дни были насыщены до предела, она не успевала присесть и чувствовала себя незаменимой – а по вечерам возвращалась в дом, где царило молчание.
– Все, спасибо! – Дэвид закончил съемку.
– Мне все же непонятно… – Нора поднялась, отряхивая песок с рук и ног, вытрясая его из волос. – Зачем я вообще нужна, если ты хочешь, чтобы я слилась с пейзажем?
– Дело в перспективе, – объяснил Дэвид, складывая свое фотоснаряжение. Его волосы растрепались, плечи заметно обгорели на полуденном солнце. Пол – фигурка на горизонте – повернул назад и постепенно приближался. – Человек посмотрит на фотографию и увидит пляж, волнистые дюны. И лишь потом уловит что-то странно знакомое в изгибах твоего тела или прочтет подпись на снимке – и взглянет еще раз, чтобы найти женщину, которую не увидел сразу, и отыщет тебя.
Он говорил с жаром, а Норе стало грустно: он рассуждал о фотографии, как когда-то о медицине, об их будущем счастье, теми же словами, с той же пылкостью, пробуждая воспоминания о невозвратном прошлом и наполняя тоской душу Норы.
«О чем вы разговариваете с Дэвидом, о важном или о пустяках?» – спросила как-то Бри, и Нора, ужаснувшись, осознала, что их общение в основном сводится к обсуждению бытовых мелочей, домашних обязанностей или расписания Пола.
Солнце обжигало тело, крупный песок колол ступни. Дэвид сосредоточенно складывал камеру. Нора рассчитывала, что неожиданная и сказочная поездка станет для них с Дэвидом дорогой назад, к прежней близости. Именно это заставляло ее столько времени лежать статуей под палящим солнцем и ждать, пока Дэвид отщелкает свои пленки. Между тем за три дня ничего существенно отличающегося от жизни дома не произошло. Каждое утро они молча пили кофе. Дэвид находил себе разные занятия: фотографировал, рыбачил, по вечерам читал в гамаке. Нора дремала, слонялась без дела, ездила в город, заглядывала в роскошные, очень дорогие, рассчитанные на туристов магазины. Пол играл на гитаре, бегал.
Нора, прикрыв глаза рукой, оглядела золотой изгиб пляжа. Бегун приближался, и лишь сейчас Нора поняла, что это не Пол, а высокий, худой мужчина лет тридцати пяти – сорока. Он был без рубашки, в синих шортах с белым кантом. Темные от загара плечи сильно покраснели сверху. Поравнявшись с Норой и Дэвидом, мужчина замедлил бег, потом остановился, держа руки на бедрах и тяжело дыша.
– Отличная камера, – сказал он и, в упор поглядев на Нору, добавил: – Интересный ракурс.
Он начинал лысеть; у него были темно-карие, пронзительные глаза. Нора, ощутив их жар, отвернулась, а Дэвид подхватил излюбленную тему: волны и дюны, песок и плоть, конфликтующие образы.
Нора окинула взглядом берег. Ага, вот он: еле видная фигурка вдалеке, ее сын. От безумия солнца у нее закружилась голова, под веками заплясали серебристые искорки, совсем как на морской воде. «Говард», – назвался незнакомец. Интересно, откуда он родом – такое имя еще поискать. Дэвид и Говард тем временем с головой ушли в обсуждение фильтров и диафрагм.
– Стало быть, вы – муза будущего шедевра? – сказал Говард, поворачиваясь к Норе и включая ее в разговор.
– Очевидно. – Нора смахнула песок с запястья. – Хоть это и вредно для кожи, – добавила она, внезапно ощутив свою наготу под новым купальным костюмом.
– Что вы! У вас бесподобная кожа! – воскликнул Говард.
Дэвид круглыми глазами смотрел на жену, словно впервые увидел, и Нора возликовала. «Слышал? – хотелось кричать ей. – У меня бесподобная кожа». Но огонь во взгляде Говарда остановил ее.
– Надо бы вам показать другие работы Дэвида. Он привез с собой целый альбом. – Нора кивнула на коттедж, приютившийся под пальмами, с бугенвиллеей, водопадом стекаю щей по шпалерам крыльца.
Ее слова: заслон, но также и приглашение.
– С удовольствием посмотрел бы, – ответил Говард и снова повернулся к Дэвиду: – Ваши задумки крайне любопытны.
– А и вправду, присоединяйтесь к нам на ленч! – пригласил Дэвид.
Однако у Говарда, как выяснилось, в час дня была назначена встреча в городе.
– А вот и Пол, – сказала Нора. Дожимая последние сто ярдов, Пол бежал по кромке воды, его ноги и руки так и мелькали на солнце, в зыбком от жары воздухе. Мой сын, подумала Нора, и мир на секунду распахнулся, как это нередко случалось, – просто от того, что Пол есть на этом свете. – Наш сын, – добавила она для Говарда. – Тоже любитель бега.
– И в хорошей форме, – заметил Говард.
Пол замедлил шаг; поравнявшись с родителями, остановился, согнулся пополам и, уперев руки в колени, глубоко задышал.
– И у него прекрасное чувство времени, – прибавил Дэвид, поглядев на часы. Не надо, мысленно взмолилась Нора; Дэвид не понимал, как он ранит Пола своими планами относительно его будущего. Не надо! Но Дэвид упорствовал:
– Больно видеть, что он упускает свое призвание. Обратите внимание на его рост. Представьте, чего бы он достиг в спорте. Но, увы, ему совершенно наплевать на баскетбол.
Пол с недовольной гримасой поднял голову, и Нора разозлилась – в который раз. Ну почему Дэвид не желает понять, что чем больше он навязывает Полу свой баскетбол, тем сильнее мальчик сопротивляется? Лучше бы запретил – и добился бы своего.
– Мне нравится бегать, – буркнул Пол, выпрямляясь.
– Что совсем неудивительно, – ГЪвард протянул ему руку, – учитывая, как здорово это у тебя получается.
Пол, вспыхнув от удовольствия, обменялся с ним рукопожатием. У вас бесподобная кожа, сказал Говард пару минут назад. Возможно, ее лицо было столь же прозрачно, подумала Нора.
– В обед вы заняты – тогда приходите ужинать, – предложила она неожиданно для самой себя, в порыве благодарности за доброту Говарда к ее сыну. Она проголодалась и хотела пить, от солнца у нее кружилась голова. – С женой, конечно. Со всей семьей. Разведем костер на берегу, сообразим что-нибудь вкусненькое.
Говард сдвинул брови и отвел взгляд в сторону, на сверкающую воду. Сцепил ладони, закинул их за голову, потянулся.
– К сожалению, я здесь один. Ушел, так сказать, в себя. Собираюсь разводиться.
– Очень жаль, – соврала Нора.
– Все равно приходите, – сказал Дэвид. – Нора прекрасно готовит. А я покажу вам фотографии из серии, над которой работаю, – она, знаете ли, призвана пробуждать восприятие. Метаморфозы и все такое.
– Метаморфозы, говорите, – протянул Говард. – Это мой конек. Спасибо за приглашение, с удовольствием принимаю.
Дэвид и Говард проговорили еще несколько минут. Пол тем временем, остывая, шлепал по воде. Нора, нарезая для салата огурцы, в окно кухни видела, как Говард распрощался и ушел. Ветерок трепал занавеску, удаляющийся Говард то появлялся, то исчезал. Нора вспомнила его коричневые обожженные плечи, пронизывающий взгляд, голос. За стенкой шумела вода – Пол принимал душ; в гостиной шелестела бумага – Дэвид раскладывал фотографии. С годами он буквально помешался на своем хобби и видел мир – ее саму тоже – исключительно через объектив. Дочь, которую они потеряли, продолжала стоять между ними, их жизнь строилась вокруг ее отсутствия. Временами Норе казалось, что кроме этой трагедии их вообще больше ничего не связывает. Она смахнула огурцы в миску и занялась морковью. Говард превратился в точку размером с булавочную головку, затем и вовсе исчез. У него большие руки, вспомнила Нора, загорелые, со странно светлыми ладонями и ногтями. Бесподобная кожа, сказал он и не отвел взгляда.