– Будешь мне обязана по гроб жизни, – улыбнулась Бри и задумалась. – По-моему, похороны были очень красивые, если это слово применимо к похоронам. Столько народу – поразительно! И в жизни каждого Дэвид сыграл какую-то роль.
Нора кивнула. Она тоже не ожидала, что маленькая церковь Бри будет забита людьми – к началу службы они уже стояли в три ряда в задней части. Предшествующие дни остались в памяти Норы размытым пятном. Бен мягко направлял ее, когда она колебалась при выборе музыки, цитат из Библии, гроба, цветов, даже помог написать некролог. Необходимость делать что-то конкретное приносила облегчение, и Нора решала стоящие перед ней задачи, словно пребывая в неком защитном коконе, пока не началась церемония. Знакомые слова священника вдруг обрели для нее новый смысл, и она отчаянно зарыдала. Возможно, всем это показалось странным, но она горевала не только о Дэвиде. Много лет назад они стояли рядом на поминальной службе по их дочери, потеря которой уже тогда вырастала в стену между ними.
– Это благодаря клинике, которую он открыл, – сказала Нора. – Большинство пришедших – его пациенты.
– Знаю. Удивительно. Похоже, его считали святым.
– Они не были за ним замужем, – горько бросила Нора.
В жарком синем небе мелко подрагивали листья деревьев. Нора снова обвела взглядом парк – Пол не появлялся.
– Господи, – тихо воскликнула она, – все равно не могу поверить, что Дэвида больше нет. – Даже сейчас, когда прошел не один день, она вздрагивала от этих слов. – Я почему-то чувствую себя такой старой.
Бри взяла ее за руку, и они притихли. Норе казалось, что этот миг растет и ширится и способен вместить весь мир. То же самое она испытывала давным-давно, когда тихими темными ночами кормила грудью маленького Пола. Теперь он взрослый, стоит где-нибудь на железнодорожной станции или на тротуаре под колышущейся кроной дерева, а может быть, переходит улицу. Останавливается у витрин, или достает из кармана билет, или просто щурится от солнца. Он – часть ее тела, и вот, смотрите-ка, вырос и живет совершенно отдельной от нее жизнью. Нора подумала о Фредерике: сидит, должно быть, на своей деловой встрече, просматривает документы, кивает и кладет ладони на стол, прежде чем начать говорить. У него темные волоски на руках и ухоженные ногти. Он бреется дважды в день, а если забывает, то ночью, когда он притягивает ее к себе и целует за ухом, пробуждая в ней страсть, щетина царапает ей шею. Он не ест хлеба и сладкого и зверски раздражается, если запаздывает утренняя газета. Все эти мелочи, милые и неприятные, – неотъемлемая часть Фредерика. Сегодня вечером они встретятся в их пансионе у реки. Выпьют вина, а ночью она проснется, прислушиваясь к его ровному дыханию, и лунный свет будет заливать комнату. Он хочет, чтобы они поженились. Что же, и это – решение.
Книга соскользнула с колен, и Нора наклонилась за ней, невольно залюбовавшись «Звездной ночью» Ван Ibra на обложке брошюры, которую Нора использовала вместо закладки. Когда Нора выпрямилась, в саду уже появился Пол.
– Ой! – Она вспыхнула от счастья, как всегда при виде этого человека, ее сына, в этом мире, и встала. – Вот он, Бри!
– Он такой красивый, – заметила Бри, тоже вставая. – Надо полагать, в меня.
– Точно, – согласилась Нора. – Но откуда он взял свой талант, остается только догадываться: нам с Дэвидом медведь на ухо наступил.
Талант Пола, о да, загадочный дар небес. Она смотрела, как сын шагает по саду.
Пол, широко улыбаясь, махнул им рукой, и Нора пошла навстречу, бросив книгу на скамье. Ее сердце часто билось от волнения, радости, горя, тревоги; она вся дрожала. Пришел сын – и как изменился мир! Нора открыла объятия. Пол был в белой рубашке с закатанными рукавами и шортах цвета хаки. От него пахло чистотой, как будто он только что принял душ. Она почувствовала сквозь ткань его мускулы, крепкие кости, тепло его тела – и внезапно поняла желание Дэвида остановить мгновение. Нельзя винить его, нет, – за то, что он хотел постичь загадку мимолетности, изучить каждую частичку времени под микроскопом, кричать, протестуя против потерь, перемен, движения.
– Привет, мам. – Пол слегка отстранился, чтобы посмотреть на нее. Сверкнули белые, идеально ровные зубы; он отрастил темную бороду. – Какая неожиданная встреча! – засмеялся он.
– Да уж, подумать только.
Подошла Бри и тоже обняла Пола.
– Мне надо идти, – объявила она. – Я ждала, только чтобы поздороваться. Отлично выглядишь, Пол. Бродячая жизнь тебе на пользу.
Он улыбнулся:
– Опять куда-то летишь? Остаться не можешь?
Бри коротко взглянула на Нору.
– Нет, – сказала она. – Но мы скоро увидимся, договорились?
– Договорились. – Пол наклонился и поцеловал ее в щеку. – Что с тобой поделать.
Бри повернулась и зашагала прочь. Нора тыльной стороной ладони отерла слезу.
– Ну, ты как? – спросил Пол и внезапно посерьезнел. – Что случилось?
– Пойдем, сядем, дорогой. – Она взяла его за руку.
– Они дошли до ее скамьи, вспугнув по дороге стайку голубей. Нора взяла свою книгу и принялась водить пальцами по закладке.
– Пол, у меня плохие новости. Отец девять дней назад умер. От сердечного приступа.
Его глаза расширились от ужаса и горя. Он отвел взгляд и молча уставился на дорожку, по которой только что шел к матери, к этому страшному известию.
– Когда были похороны? – спросил через какое-то время.
– На прошлой неделе. Мне так жаль, Пол. Я не смогла тебя разыскать. Думала обратиться в посольство за помощью, но даже не знала, откуда начать. Вот, пришла сюда – в надежде, что ты появишься.
– Я чуть не опоздал на поезд, – задумчиво произнес он. – Мог и не появиться.
– Но появился, – сказала она. – Ты здесь.
Он наклонился вперед, уперев локти в колени, сцепив между ними руки. Она вспомнила, что ребенком, скрывая горе, сын сидел точно так же. Пол сжал пальцы, разжал их. Нора взяла руку сына в свою, почувствовав застарелые мозоли на кончиках его пальцев. Они долго сидели, прислушиваясь к шелесту ветра в кронах деревьев.
Когда Пол заговорил, его голос срывался.
– Отец… умер. Я такого и представить не мог. И вообще думал, что он меня не волнует. Ведь мы почти не общались.
– Знаю. – После звонка Бри она шла по улице под аркой древесных ветвей, открыто плакала и сама злилась на Дэвида за то, что он ушел, не дав ей возможности с ним объясниться. – Но раньше у вас, по крайней мере, был шанс.
– Да. Я все ждал, что он сделает первый шаг.
– Думаю, он тоже.
– Он – мой отец, а не наоборот, – сказал Пол. – Это ему полагалось знать, как следует поступить.
– Он любил тебя.
Пол коротко, горько засмеялся.
– Нет. Звучит, конечно, красиво, но… Я ходил к нему, пытался что-то наладить, но мы только болтали о том о сем и – ничего больше! С его точки зрения, все во мне было не так. Он бы с радостью поменял меня на другого сына. – Слезы, собравшиеся в уголках глаз, грозили пролиться.
– Милый, – ласково произнесла Нора. – Он любил тебя. Правда. Ты для него был самым замечательным сыном на свете.
Пол резким движением вытер слезы. От горькой печали у Норы перехватило дыхание, и прошла минута, прежде чем она смогла заговорить.
– Твой отец, – наконец сказала она, – с огромным трудом раскрывался перед другими. Не знаю почему. Он вырос в бедной семье и всегда этого стыдился. Жаль, он не видел, сколько народу пришло на его похороны. Сотни. И все благодаря его клинике. У меня есть гостевая книга – можешь сам посмотреть. Его любило множество людей.
– А Розмари была? – спросил он, поворачиваясь лицом к матери.
– Да.
Нора помолчала, подставив лицо теплому ветерку. Она мельком видела Розмари после церемонии, в последнем ряду, в скромном сером платье. У нее по-прежнему были длинные волосы, но выглядела она старше, степенней. Дэвид всегда утверждал, что у них ничего не было; в глубине души Нора знала, что это правда.
– У них ничего не было, – вслух сказала она. – У твоего отца и Розмари. Все не так, как ты думаешь.