На нем была маска в виде красного черепа, так как ни один смертный не должен знать лицо смерти, пока не наступит его час приветствовать Красного Бога Туракаму. Кожа жреца также была окрашена в алый цвет, а широкие браслеты сплетены из змеиной кожи. Снова властительница возвысила голос. И поскольку теперь жизнь Мары напрямую зависела от ее способности участвовать в Великой Игре, она заставила себя довести речь до конца и выполнила это с безупречным самообладанием. Звенящим голосом она описала смерть воина и с истинно цуранским пониманием законов театра и церемониала завершила этот хвалебный гимн в честь Папевайо.
Жрец бога смерти воплощал в движениях смерть воина, прославляя его смелость, славу и честь, которые сохранятся в памяти. Завершив пантомиму, он черным ножом разрезал алый шнурок, связывавший запястья Папевайо. Время плоти ушло, и следовало освободить от уз душу для ее перехода в царство смерти.
Мара проглотила комок в горле, но ее глаза оставались сухими, а взгляд твердым. От жреца Туракаму она приняла факел, который до этого горел у основания погребального костра. Молча подняла она факел к небу, вознося молитву Лашиме, богине Внутреннего Света. Теперь настало время назвать преемника Папевайо — человека, который примет на себя его обязанности, с тем чтобы душу умершего не тяготил долг перед смертными. В печали прошествовала Мара к изголовью костра и дрожащими пальцами прикрепила тростниковый стебель к шлему воина. Затем отстегнула офицерский плюмаж и обернулась к застывшим рядам солдат Акомы, замыкавшим кольцо с севера.
— Аракаси, — позвала она, и хотя это было произнесено почти шепотом, мастер тайного знания услышал свое имя.
Он вышел вперед и склонился в поклоне.
— Молю богов, чтобы мой выбор оказался мудрым, — тихо сказала Мара, передавая в его руки факел и плюмаж.
Аракаси выпрямился и пристально взглянул на нее темными загадочными глазами, а потом повернулся и громко выкрикнул имя своего товарища по оружию, Папевайо. Жрец Чококана снова вошел в круг, держа тростниковую клетку с белой птицей тирик, символом духовного возрождения. Языки пламени коснулись поленьев, уложенных под мускулистым телом Папевайо, и жрец ножом рассек тростниковые стенки клетки. Мара смотрела, и глаза ее затуманились, когда белая птица взмыла в небо и исчезла в пелене дождя.
Огонь шипел, дерево трещало и влажно чадило. Из уважения к покойному гости постояли еще некоторое время, а затем потянулись назад, к господскому дому. Мара осталась вместе со своими пятьюдесятью воинами и новым почетным стражем, ожидая, когда догорит костер и жрецы Чококана и Туракаму соберут пепел Папевайо. Пепел запечатают в урну и захоронят в Акоме, под стеной, окружающей Поляну Созерцания, — последняя из заслуженных им почестей. На время Мара осталась наедине с Аракаси, вдали от испытующих глаз гостей.
— Ты не привела с собой Накойю, — проговорил он, и его голос был едва слышен из-за треска костра. — Ты поступила мудро, госпожа.
Он точно выбрал слова, которые были нужны, чтобы вывести ее из горестного оцепенения. Мара сразу насторожилась и пытливо посмотрела на мастера тайного знания, стараясь определить, чем вызвана нота сарказма, которая послышалась в его тоне.
— Накойя осталась в доме; она больна. — Мара помолчала. Когда ответа не последовало, она добавила:
— Мы присоединимся к ней не позже чем через час. Как по-твоему, ты сможешь сделать так, чтобы мы остались в живых до вечера?
Остаток дня следовало посвятить размышлениям и воспоминаниям о Папевайо. Однако Мара понимала: как только гости покинут мыс с полыхающим погребальным костром, они снова займутся постоянными интригами Игры; а Аракаси, хотя и великий знаток своего дела, не очень-то хорошо умеет управляться с мечом. Он понял скрытый смысл сказанного и чуть заметно улыбнулся:
— Воистину мудро, госпожа.
И по его тону, в котором прозвучало облегчение, она поняла, чего он опасался. Он думал, что Мара намеревалась бежать от Минванаби сейчас, пока она была вместе со своими солдатами.
Ради успеха такого замысла Накойя согласилась бы остаться, она бы пожертвовала собой, лишь бы ввести в заблуждение Минванаби, лишь бы он не разгадал планов ее госпожи: вырваться на свободу и бежать домой. Снова Мара проглотила комок в горле, снова горе обожгло душу. Эта старая женщина без колебаний пошла бы на такую уловку, покинутая в доме врагов… гамбит, обеспечивающий продолжение рода Акомы.
— Достаточно того, что в жертву принесли Папевайо, — довольно резко сказала Мара, давая понять, что не допускала и мысли о побеге.
Мастер тайного знания коротко кивнул:
— Правильно. Тебе все равно не удалось бы остаться в живых. Минванаби окружил свои владения войсками как бы для защиты гостей. Но за вином и игрой в кости его солдаты говорят о том, что за границами этих владений стоят и другие отряды, изображая банды разбойников и грабителей, хотя их истинная цель — захватить властительницу Акомы.
Глаза Мары расширились от удивления:
— Откуда тебе это известно? Или ты позаимствовал у них оранжевую тунику и смешался с врагами?
Аракаси коротко засмеялся:
— Не совсем так, госпожа. У меня есть осведомители. — Он смотрел на свою хозяйку, изучая ее лицо, лишь слегка разрумянившееся от жара костра. Глаза, хотя и испуганные, выражали решимость. — Если мы остаемся и собираемся побороться с властителем Минванаби, то я хотел бы тебе кое-что сообщить.
В тоне Мары прозвучали нотки торжества.
— Мой верный Аракаси, я выбрала тебя, потому что верю: твоя ненависть к властителю Минванаби не уступает моей. Мы хорошо понимаем друг друга. Теперь скажи мне все, что тебе известно, если твои знания помогут мне посрамить человека, который погубил и мою семью, и воина, самого близкого моему сердцу.
Аракаси не задержался с ответом:
— В его домашнем окружении есть слабое звено: в гнезде прячется змея, о которой он не подозревает. Мне стало известно, что Теани — шпионка Анасати.
У Мары от неожиданности перехватило дыхание.
— Теани?!
Наконец до нее дошел смысл сказанного, и ей стало холодно не только от моросящего дождя. Ведь Накойя все время твердила: прекрасная куртизанка куда более опасна, чем предполагала властительница Акомы. Мара отмахивалась от предостережений советницы, и эта ошибка могла погубить все, что она стремилась осуществить. В круг приближенных властителя Минванаби затесалась женщина, которая не станет горевать, если за смерть Мары господину Джингу придется поплатиться собственной жизнью и честью.
В самом деле, Текума был бы вполне доволен таким исходом. Ведь он бы достиг сразу двух целей: отомстить самой Маре за смерть Бантокапи и избавиться от Минванаби — человека, который представлял наибольшую опасность для маленького Айяки.
Не теряя времени на самобичевание, Мара немедленно стала прикидывать в уме, каким образом можно использовать эти сведения.
— А еще что тебе известно о Теани?
— Эту новость я узнал совсем недавно. Донесение получено прошлой ночью. — Аракаси приподнял плюмаж и укрепил его на своем шлеме, для чего наклонил голову, и очень тихо произнес:
— Мне известно, что эта куртизанка одаривает своей благосклонностью одного из высших офицеров. Властитель Минванаби это подозревает, хотя доказательств у него нет. Женщин у Джингу много, но она его фаворитка. Он не может долго обходиться без… ее талантов.
Мара смотрела на погребальный костер; память вдруг вернула ее в хаос пламени и тьмы, когда не остывший еще труп Вайо лежал у ее ног во внутреннем дворе дома. Властителя Минванаби сопровождала Теани. Джингу долго разыгрывал удивление, но его наложницу явно поразило присутствие Мары. Джингу тогда перемолвился несколькими словами с Шимицу, который несомненно был палачом Вайо, а Теани смотрела на командира авангарда Минванаби с уничтожающим презрением. Но отвращение распутной женщины к бравому офицеру не могло показаться чем-то заслуживающим внимания в тот момент, когда Мара до глубины души была потрясена гибелью Папевайо. Теперь это воспоминание тем более приобретало особый смысл, потому что недовольство Теани, по-видимому, повергло Шимицу в уныние.