Напряжение и усталость давали о себе знать. Мара прикрыла глаза. Запасам Акомы угрожало полное истощение; выполнение обещания, только что данного ею, во многом зависело от тех ремесленников, которых привел Лгоджан: оружейников и мастеров, изготавливающих доспехи, чью работу еще предстояло оценить. Чего доброго, чо-джайны возмутятся, если работа окажется скверно выполнена, а возмущение легко может перерасти в ярость.
Вскоре вернулся курьер. Он быстро пострекотал с Королевой-матерью, а королева-дочь издала ряд громких трелей.
Мара со страхом ждала перевода. Конечно, вспышка оживления у будущей самодержицы чо-джайнов была вызвана новой щедрой уступкой со стороны соперника Мары.
Старая королева закончила разговор с курьером. Застыв в неподвижности, как статуя из обсидиана, она сказала:
— Госпожа правительница, властитель, находящийся наверху, сообщил нам, что он узнал цвета Акомы на доспехах солдат, ожидающих перед входом в улей. По его словам, ему известны ваши возможности, и он утверждает, что ты совершенно не способна выполнить те условия, которые только что предложила.
Под пристальным сверкающим взглядом королевы глаза Мары сузились:
— Его слова неверны. — Она замолчала., подавляя опасную вспышку гнева, и поднялась с подушки. — Этот господин пребывает в неведении.
Оставив без внимания возмущение Мары, королева обронила:
— Не понимаю.
Маре пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержать негодование.
— Разве чо-джайнам известны все подробности жизни каждого улья — кто чем занят, какие где удачи и заботы?
Королева в недоумении всплеснула руками:
— Что бы ни случилось в одном улье, это становится известно всем королевам. — Промолчав целую минуту, она тихо потолковала с дочерью и снова обратилась к Маре:
— Конечно, у вас, людей, обычаи другие.
Мара облизнула губы. Нельзя поддаваться ни страху, ни переутомлению. Здесь, глубоко под землей, когда только шестеро ее солдат противостоят самому могучему оборонительному отряду улья, достаточно одного необдуманного жеста, чтобы потерять все.
— Я — правительница Акомы, — сказала она, тщательно выбирая слова. — В других домах Империи не найдется ни одного человека, который мог бы с полным правом судить о том, каковы мои возможности! Этот властитель наверху ведет торги нечестно, а его обвинение оскорбительно для нашего дома. — Она шагнула вперед, скрывая страх под маской высокомерия, и посмотрела прямо в лицо молодой королеве. — Правительница чо-джайнов, я торгуюсь без обмана. Я — Акома, а это значит, что для меня сдержать данное слово важнее, чем сохранить собственную жизнь.
Мара крепко стиснула руки, ожидая, пока переведут ее слова. В то время как старая государыня давала указания своим вестникам, ее дочь пристально вглядывалась в гостью из мира людей. Вызов, брошенный Марой ее неведомому противнику, ставил под сомнение его честь; за этим могло последовать кровопролитие, от которого, скорее всего, не остался бы в стороне и улей. Ее противник знал, с кем имеет дело, а она — нет, и это сильно ослабляло ее позицию.
Показался следующий вестник. Выслушав его донесение, старая королева заговорила:
— Госпожа правительница, властитель? который находится наверху, признает, что его слова были сказаны в запальчивости. Вполне вероятно, что твои оружейники достаточно искусны и многочисленны. Однако, по его утверждению, он располагает большим богатством, чем Акома, и в Империи это всем известно. Какое бы предложение молодой королеве ни сделала госпожа Мара, он сможет предложить больше, если моя дочь выберет его земли для нового улья.
Мара выпрямилась, и ее нефритовые браслеты зазвенели, нарушив тишину:
— Кто же тот человек, который похваляется, что богаче меня?
— Властитель Экамчи, — ответила королева. Это имя показалось Маре смутно знакомым, и она вопросительно взглянула на Аракаси. Мастер тайного знания покинул свое место среди свиты и поспешно прошептал:
— Ближайший друг Инродаки. Действительно богат; его состояние, по-моему, несколько больше, чем у тебя. Армия у него невелика, но, думаю, сюда он явился с эскортом, который по численности больше нашего. Насколько я помню, за этим толстяком не числятся никакие военные подвиги, и, весьма вероятно, храбростью он не отличается.
Мара кивнула. Властитель Экамчи подозрительно быстро взял назад свои слова о том, что ему якобы известно состояние Акомы. Это могло служить признаком колебаний человека, не слишком уверенного в себе.
Совет Аракаси не был выражен напрямую, но достаточно ясен. Мара тут же решила положить его в основу своей тактики:
— Чем дольше мы ждем, тем больше теряем преимущество. Думаю, мне следует набраться дерзости.
На губах мастера промелькнула улыбка. Он поклонился и вернулся на место. Придав голосу уверенность, которой она не испытывала, Мара обратилась к молодой королеве:
— Дочь королевы чо-джайнов, я заявляю, что Акому не смутит никакая цена, которую назначит этот самонадеянный бахвал наверху. Все товары, которые он предложит твоему улью, я обязуюсь предоставить тебе в том же количестве. А сверх того я обещаю, что в каждый весенний день тебе будут доставлять душистые цветы с плодовых деревьев, чтобы в заботах о своих подданных ты не забывала о радостях жизни на земле. Я закажу у наших лучших ткачей яркие драпировки, чтобы украсить твои покои. Их будут обновлять каждый сезон, чтобы они не успели тебе наскучить. И я буду навещать тебя, чтобы мы смогли обсуждать все, что происходит в Империи. И ты научишься лучше разбираться в делах и помыслах людей. А теперь я прошу тебя сделать выбор и решить, в чьих владениях ты предпочитаешь поселиться со своим новым роем.
Наступила тишина. Королева-мать начала переводить, отчетливо выделяя каждый щелчок и посвист. Мара затаила дыхание. Аракаси и Кейок, стоявшие с мрачным видом по обе стороны от нее, обменялись понимающими взглядами, готовые к любой неожиданности. Их госпожа сделала воистину дерзкое заявление, и никто из них не знал, как воспримут это столь чуждые людям существа.
Королевы совещались. Маре казалось, что каждая жилка у нее в теле напряжена, будто струны джикото, слишком туго натянутые незадачливым музыкантом. Она призвала на помощь всю свою монастырскую выучку, всю до последней крупицы, чтобы совладать с мучительным, жестоким бременем ожидания. Она вглядывалась в лица окружавших ее сподвижников и не могла избавиться от мысли о том, какая судьба постигнет Акому, если королева чо-джайнов решит не в ее пользу; но чем бы ни кончился торг, в любом случае наверху ее будут ждать враги. Если вначале она и добилась какого-то преимущества тем, что спустилась в улей, то теперь, скорее всего, это преимущество обратится в угрозу. Ее дерзость в конечном счете могла привести к гибели, так как никому не известно, существуют ли у чо-джайнов законы гостеприимства.
Наконец фасеточные глаза старой королевы обратились к человеческим существам. Мара стояла неподвижно, словно ожидая вынесения приговора.
— Королева-дочь сделала выбор. Она объявляет, что поведет свой рой в поместье Мары из рода Акома.
Лакс'л подал знак. В последний раз поспешил вестник вверх по коридору, чтобы уведомить правителя Экамчи о том, что тот потерпел поражение. Кейок и Аракаси обменялись слабыми улыбками, в то время как Мара на мгновение закрыла лицо руками, пряча торжествующий блеск в глазах. Чутье не подвело ее. Теперь Акома получит редкостное и драгоценное подспорье на много лет вперед.
Всю ее усталость смыло волной возбуждения и любопытства, и Мара спросила:
— Могу ли я узнать, почему твоя дочь в конце концов выбрала угодья Акомы
— при том, что предложенные условия были почти равноценны?
Королевы пострекотали и пощелкали, а затем старшая из них сказала:
— Ты нравишься моей дочери. Ты сказала, что она очень милая.
— Вот уж до чего большинство мужчин вовек бы не додумалось, — задумчиво пробормотал Аракаси, — так это до того, что даже королевы чо-джайнов падки на лесть.
— Ну и ну, — только и сказал Кейок.