— Властитель Джингу полагает, что его солдаты лучшие в Империи, а ваш господин — просто глупый бык. И сдается мне, он уже настолько обнаглел, что готов рискнуть навлечь на себя гнев моего отца. И все-таки у него не хватает то ли силенок, то ли дерзости, если он предпочитает не показывать свои истинные цвета, а? Вот мы ему и дадим понять, что по первым двум пунктам он ошибается. — Бантокапи рассмеялся лающим смехом. — И совершенно прав — по последнему пункту. — Он обернулся к Кейоку. — Сдается мне, у тебя уже и план придуман, а, военачальник?
Острием кинжала Кейок указал на карте место по эту сторону ущелья, где тропа сужалась.
— Я думаю, господин, здесь мы сможем сдержать их без особых хлопот.
Бантокапи поиграл узелками бахромы на своих ножнах:
— Лучше позволим им войти в ущелье, отправим одну роту им в тыл и устроим там хорошую западню.
В быстро тускнеющем свете Кейок вглядывался в рисунок, припоминая каждую особенность здешних мест. Затем он спокойно высказал свое мнение:
— Если мы решим скрытно провести одну роту вдоль гребня, она сможет добраться до места только к рассвету. Тогда бандитам не удастся отступить, и быстрым налетом на лощину с этой стороны можно с ними покончить.
— Прекрасно, только я думаю, мы не станем сшибаться с ними врукопашную. — Бантокапи взвешивал открывающиеся возможности. — Будем сидеть тихо-тихо, как пугливые пташки, а? Они пройдут мимо нас и глубоко втянутся в ущелье, на открытое место — и вот тут-то мы себя покажем: будем засыпать их стрелами и камнями, пока они не разбегутся.
Одобрительно кивнув, Люджан счел своим долгом заметить:
— Но они могут сделать попытку прорваться.
Бантокапи призадумался.
— Нет, — сказал он наконец, — вот смотри сюда. Мы нанесем удар точно перед тем, как они доберутся до второго хребта. Они подумают, что имеют дело с передовым патрулем Акомы, но большинство наших людей залягут у них в тылу.
— Он злорадно ухмыльнулся. — Бандиты вообразят, что основная часть гарнизона Акомы находится впереди них… что мы защищаем границы поместья. Они побегут назад тем же путем, каким добирались сюда, — и, если сумеют прорваться сквозь тучи наших стрел, угодят прямехонько на наши копья и мечи. — Помолчав, он добавил:
— Папевайо, ты отправишься с Люджаном на другой конец долины; с собой возьмешь… — он быстро что-то сосчитал — всех, кроме пятидесяти самых метких лучников. Кейок отберет двадцать лучников и разместится у перевала за гребнем так, чтобы их не было видно с дороги. — От предвкушения грядущего побоища лицо у него стало почти отталкивающим. — Кейок, когда бандиты подойдут, прикажи своим людям что есть силы выкрикивать боевые вопли, громыхать доспехами и приплясывать, чтобы в воздухе пыль столбом стояла. Пусть неприятелю кажется, что вас тут целая армия. Если любой из бандитов сунется вперед — уложите его стрелами на месте.
Итак, решение было принято. Бантокапи перекинул свой лук через плечо:
— Лучники займут позицию на гребне над бандитами — оттуда будет удобнее сеять смерть среди незваных гостей. Разумнее всего, если я сам возглавлю эту группу.
Кейок с удовлетворением кивнул, вспомнив учебные бои на площади перед казармами. Когда проводились упражнения с мечом, Бантокапи грешил некоторой неповоротливостью, но с луком в руках это был сущий дьявол.
Сейчас, с трудом сдерживая возбуждение, Бантокапи отдал Папевайо последние приказы: он желал предусмотреть все таким образом, чтобы ни один бандит не вырвался из ловушки.
Если бы тень от шлема не скрывала лица Кейока, то во взгляде обычно сурового военачальника можно было бы прочесть редкое для него чувство: восхищение. Бантокапи расчетливо готовил победу, и изменения, которые он внес в план Кейока, можно было только приветствовать. Если этот дерзкий замысел удастся осуществить, то с бандитским отрядом действительно будет покончено.
Распластавшись за камнем на скалистом гребне, Бантокапи подал знак лучнику, притаившемуся по другую сторону лощины. Но бравые пришельцы, стоявшие лагерем внизу, не заметили его сигнала: ранний утренний туман, подобно плотному одеялу, стлался по дну ущелья; ничего такого, что находилось далее чем ярдах в десяти, разглядеть было невозможно. Свет зари пока коснулся лишь восточных вершин, придавая им красноватый оттенок. Долгие часы должны были пройти, чтобы туман рассеялся. На стоянке пришельцев шевеление только начиналось. Кто-то присел на корточки в укромном уголке, чтобы справить нужду; другие мылись у родника или вытряхивали одеяла; несколько человек собирали сухой хворост, чтобы развести костры. Лишь трое-четверо удосужились облачиться в доспехи. Судя по всему, чужаки не позаботились даже о том, чтобы расставить дозорных. Зрелище подобной беспечности немало позабавило Бантокапи. Беззвучно рассмеявшись, он выбрал себе мишень — того, что сидел на корточках в укромном уголке, — и пустил стрелу.
Так началось сражение.
Первая жертва свалилась с глухим воплем. И в этот миг тридцать лучников Акомы, занимавших позицию вдоль гребня, разрядили свои луки. Меткими выстрелами были выведены из строя тридцать бойцов вражеского отряда, прежде чем хоть один из них сумел что-то предпринять. И только тогда на стоянке началась суматоха, как в растревоженном муравейнике. Бросив на землю бесполезные одеяла, опрокинув в костер котлы с варевом, подвергшиеся атаке люди кинулись кто куда в поисках укрытия. Злобно хихикая, Бантокапи выпустил вторую стрелу, которая угодила в пах чужаку. Тот рухнул на землю, корчась от боли; при этом он умудрился подкатиться под ноги бегущему товарищу, и тот, споткнувшись, упал. Слишком много людей скопилось на маленькой площадке, и возникшая среди них паника оказалась весьма на руку нападавшим. Прежде чем командиры сумели восстановить порядок, были повержены еще два десятка солдат. Но вот прозвучали команды, и лучникам Акомы стало труднее попадать в цель — осажденные бросились под защиту всевозможных укрытий: поваленных деревьев, крупных камней и даже неглубоких ложбинок. Однако стрелы еще настигали свои мишени.
По команде одного из офицеров пришельцы устремились к границам Акомы. Бантокапи ликовал, как дикарь. Вероятно, головорез, командовавший этим сбродом, вообразил, что повстречался с патрулем, преследующим лишь одну задачу: оттеснить его людей туда, откуда они явились — в холмы. Те бандиты, которые сумели перегруппироваться и повиновались приказу, добежали лишь до тени, отбрасываемой вторым хребтом… но вынуждены были остановиться, услышав крики и скрип доспехов. Пятеро из авангарда упали, сраженные стрелами, когда в бой вступили лучники Кейока. Передние ряды смешались и в растерянности топтались на месте. Еще дюжина их боевых товарищей, пронзенных стрелами, нашла здесь свой конец, прежде чем арьергард сообразил, что была допущена ошибка; в конце концов офицер дал приказ отступать.
Солнечные лучи окрасили розовым цветом края туманной пелены, когда те тридцать лучников на гребне, что стреляли первыми, возобновили свою смертоносную работу. Зажатые между двумя гребнями, каждый из которых сулил гибель, незваные гости, толкаясь и мешая друг другу, втянулись назад, в узкую теснину. Окрыленный Бантокапи произвел в уме примерный подсчет и пришел к выводу, что чужаки потеряли убитыми или ранеными добрую треть своего состава. Продолжая выпускать стрелу за стрелой, он уже прикидывал, что и вторую треть удастся вывести из строя, прежде чем остальные столкнутся с солдатами Акомы, засевшими у них в тылу. Однако в этом его расчеты не оправдались: вскоре обнаружилось, что иссяк запас стрел у него в колчане. Раздосадованный тем, что лишился возможности убивать, он схватил большой камень и высмотрел внизу человека, пытавшегося укрыться в расселине скалы. Он отклонился назад и метнул камень; наградой ему был донесшийся снизу стон. Распаленный жаждой битвы, он принялся искать другие подходящие камни.
Вскоре его примеру последовали прочие лучники, оставшиеся без стрел, и теперь на налетчиков сыпался град камней. На востоке вдоль тропы поднимались тучи пыли; оттуда слышались громкие выкрики: Кейок и его команда создавали видимость того, что их «армия» начинает атаку. Некоторые из бандитов, те, кто был более подвержен панике, сломя голову кинулись на запад. Бантокапи спихнул вниз свой последний камень. Взвинченный до предела предвкушением славы и победы, он выхватил меч и заорал: