Она села в кресло и задумалась, как поступить. А полчаса спустя уже стучала в дверь его номера.
Маурицио открыл сразу. Он был в белой рубашке, украшенной вышивкой, словно только что вернулся с приема. Черный смокинг лежал, небрежно брошенный на спинку кресла.
— Здравствуй, я рад, что ты пришла.
Но Арабелле было не до светских условностей. Она сразу перешла к делу:
— Я хочу услышать, что ты скажешь, Маурицио, и сразу уйти. Но предупреждаю: что бы ты ни сказал, это не будет иметь никакого значения. После всего, что произошло, я никогда не смогу простить тебя!
— После всего, что произошло… — повторил он. — А что, собственно, произошло?
— О, пожалуйста, не притворяйся, будто не знаешь! Мы говорили об этом в первый вечер. Ты взял деньги у моей матери.
— Естественно. Я имел на это право, — ответил Маурицио без тени смущения.
— Ну да, — презрительно бросила Арабелла. — Ты же потратил на меня несколько месяцев твоего драгоценного времени, а я даже не вознаградила тебя живым ребенком. Должна же была быть компенсация. Как думаешь, каково мне было слышать, как моя мать с восхищением говорит, что ты оправдал ее худшие ожидания?
— Что?! — Маурицио нахмурился. — Что Карлотта сказала тебе?
— Что ты взял деньги, чтобы навсегда исчезнуть из моей жизни. Фактически ты продал меня ей! А спустя пятнадцать лет я вновь привлекла твое внимание и ты решил снова заполучить меня… но теперь расплатившись со мной этим браслетом!
Маурицио в ответ не произнес ни слова. У Арабеллы возникло ощущение, что он вообще больше никогда не заговорит.
Но внезапно он в ярости ударил кулаком по ладони и воскликнул:
— И ты верила этому все это время?!
— А как я могла не верить? — растерянно возразила молодая женщина. — Мать показала мне обналиченный чек. Только не говори, что это мне приснилось.
— О да. Она заплатила мне, я не отрицаю, — понуро подтвердил Маурицио.
— Тогда о чем нам разговаривать? — Арабелла совсем уже ничего не понимала.
— Твоя мать солгала о причине, по которой я взял деньги. Мне пришлось уехать, потому что Карлотта не оставила мне выбора. Она заявила, что я виноват в смерти ребенка и в твоей депрессии, потому что не смог создать тебе достойных условий жизни. И что ты не желаешь меня больше видеть. Затем она увезла тебя в Англию, чтобы я не мог встретиться тебя. Я вернулся домой и увидел, что Карлотта сожгла его.
Арабелла уставилась на него, не веря своим ушам.
— Моя мать сожгла наш дом? — прошептала она.
Что-то промелькнуло в его взгляде.
— Да, наш дом. Я рад, что ты его помнишь. Так вот Карлотта сожгла его собственными руками. Этому нашлись свидетели, и у нее могли быть большие неприятности. К тому же она боялась, что, раз мне терять нечего, я стану добиваться справедливости и дело дойдет до журналистов. А скандал в прессе был ей не нужен. Но я отказался предъявлять обвинение. Тогда, чтобы чувствовать себе спокойнее, она через своих адвокатов предложила мне денег. Возможно, мне не следовало их брать, но, потеряв все, что мне было дорого, я не особенно задумывался об этичности своего поступка. А так мы общались на доступном ей языке. Могу лишь сказать в свое оправдание, что при первой же возможности я перечислил эту сумму в Фонд помощи детям-сиротам.
— Я не верю тебе, — прошептала Арабелла.
— Карлотта оказалась не очень умелым поджигателем и сама пострадала на пожаре, — сказал Маурицио.
Внезапно молодая женщина вспомнила, что однажды видела на плече матери след от ожога. Она спросила, откуда он, но Карлотта ушла от ответа.
— Все эти годы, — пробормотала она, — мать говорила мне, что ты…
— Абби, ты же помнишь, как Карлотта при тебе предложила мне денег! — воскликнул Маурицио. — И помнишь мою реакцию!
— Да…
— Я никогда бы не бросил тебя, — уже тише продолжил он. — Никогда.
Абби кивнула.
— Ты должна была больше верить в меня, — с грустью, но без упрека сказал Маурицио. Он никогда не обвинял ее ни в чем.
— О боже, — прошептала она. — О боже, о боже…
Арабелла считала, что то, что случилось с ней, было ужасно. Однако правда оказалась во сто крат страшнее. Она подошла к окну и уставилась в темноту. Мысли путались, мешая мыслить здраво.
— Я должна была сама все выяснить, — наконец сказала Арабелла. — Но мне не хватило настойчивости… — Внезапно она повернулась к нему лицом и спросила в упор: — А почему ты ни разу не пришел ко мне в больницу?
— Думаешь, Карлотта позволила бы мне? — усмехнулся Маурицио. — Как только тебя увезли на «скорой», явились полицейские и арестовали меня.
— О боже! За что?
— Карлотта обвинила меня в похищение ее несовершеннолетней дочери.
— Но это неправда! — воскликнула Арабелла. — Я была с тобой по своей воле!
— Да, и это мне удалось доказать, — со вздохом произнес Маурицио. — Но когда меня выпустили, мне сказали, что наша дочка умерла, а ты не захотела больше оставаться в Италии и вернулась в Лондон.
Арабелла смотрела на него, и ее сердце разрывалось от жалости.
— Я ничего этого не знала, — сказала она, качая головой.
— Теперь я это понимаю. Но тогда Карлотта добилась своего. Ты думала, что я бросил тебя, променял на деньги. А мне казалось, что я сойду с ума от чувства вины перед тобой и нашей малышкой.
— Нет, Маурицио, ты ни в чем не был виноват, — печально прошептала Арабелла.
— Ты можешь сказать это мне теперь, но как сказать это мальчику, которым я был тогда? Его боль не излечить. Помнишь, как я пробовал сопротивляться тебе поначалу?
Она кивнула.
— Да, но я настояла на своем.
— Совесть всегда мучила меня, — признался Маурицио. — Она шептала, что жизнь в бедности не для тебя. А ничего иного я тебе предложить не мог.
— Я сама выбрала эту жизнь, когда выбрала тебя, — возразила Арабелла. — И я никогда не чувствовала себя бедной. Мы были богаты, потому что любили друг друга.
— Но когда произошло то несчастье, я подумал: а может, Карлотта права? Может, лучшее, что я могу сделать для тебя, — это исчезнуть?
— Любовь моей матери была эгоистичной, — сказала Арабелла. — Жаль, я не поняла этого раньше.
Маурицио кивнул.
— Действительно, жаль. Я сделал смыслом моего существования работу и уже никогда не был так счастлив, как в юности. Как с тобой, Абби…
— Теперь, я Арабелла, — ответила она. — Почти никто не называет меня Абби с тех пор.
— Я рад этому и хочу быть единственным, кому это позволено. — Маурицио улыбнулся впервые за этот вечер. — То время было особенным для нас.
— Да, — согласилась молодая женщина, — особенным… Но оно осталось в прошлом.
Маурицио помрачнел. Он был явно недоволен тем, какой оборот принял разговор.
— Тебя устраивает твоя теперешняя жизнь? — спросил он.
— Нет, не нужно таких вопросов, — попросила Арабелла.
— Но почему? Если ты счастлива, так и скажи. Рон Уиллоби — мужчина твоей мечты, да?
Она чуть было не рассмеялась в ответ.
— О, может, для кого-то это и так, но не для меня!
— И тем не менее ты собираешься за него замуж, — не спросил, а констатировал Маурицио.
— Если я решу, да! Но оставь это, Маурицио, — посоветовала Арабелла и воскликнула: — Как хорошо узнать правду! Теперь мы снова можем стать друзьями!
— Друзья? Ты думаешь, что мы можем быть друзьями? — с недоумением произнес он.
— Так будет лучше всего.
Маурицио вздохнул, и его плечи поникли.
— Что ж, тогда давай отпразднуем нашу дружбу — выпьем.
— Хорошо.
Арабелла проследовала за ним к бару.
— Что ты пьешь теперь? — спросила она, — Конечно же… — И она назвала вино, которое Маурицио ценил за его терпковатый привкус.
— Нет, сейчас я вращаюсь среди людей, которые не смогли бы оценить его, — ответил он. — А что будешь пить ты?
— Сухой херес, пожалуйста.
Арабелла наблюдала за ловкими, уверенными движениями его рук. Теперь это были руки богатого мужчины, но никакой маникюр не мог скрыть их силы. Когда она подняла глаза, то увидела, что Маурицио рассматривает ее.