– Потрясающе.
– Мне же это представляется большой глупостью. А вот мой дед, наоборот, был с теми офицерами, которые оставались с Наварро. И благодаря этому сохранил себе жизнь. После поражения при Аннуале проводилось упорное расследование, в ходе которого были получены доказательства, представленные некоторыми щепетильными офицерами. Эти доказательства неопровержимо свидетельствовали о вине высшего командования, начиная с самого генерала Беренгера, командующего экспедиционным корпусом. Но, к счастью, в тысяча девятьсот двадцать третьем году генерал Примо де Ривера провозгласил диктатуру, и ответственные за поражение не понесли наказания. И получилось так, что трусы спасли не только свою жизнь, но и все остальное, даже честь, поскольку память у людей коротка. Мой дед, в семье которого были деньги, удачно вел дела, приумножил богатство и кончил свои дни как почтенный патриарх и настоящий столп отечества – один из мадридских проспектов назван его именем. Мой отец пошел по его стопам и сумел еще более прославить нашу фамилию в трудные послевоенные годы. Потом пришла моя очередь, и я продолжил ту же традицию. Теперь мы – одна из самых влиятельных семей в Испании. Мое имя не упоминается в прессе, мое лицо не увидишь на экране телевизора, но нет в стране такого дворца, двери которого не распахнутся настежь, когда я выхожу из машины. Настоящая власть всегда держится в тени.
На минуту он прекратил вещать и отпил из бокала с коньяком, который стоял перед ним. Нас он даже не спросил, хотим ли мы чего-нибудь выпить. Мы слушали его речь всухомятку.
– Сейчас я вам скажу, как я вижу реальность. Каков на самом деле этот мир. Да, иной раз между героизмом и подлостью есть некоторая дистанция. Я имею в виду, что перед многими из тех, кто был тогда в Рифе, впервые в жизни встал выбор между добром и злом или же между честью и жизнью. Все решалось в считанные часы и даже минуты – они могли остаться верными своим идеалам и оказаться в руках марокканских палачей, а могли предать эти идеалы и выжить. Выбор был неизбежен, и все его делали. Одни – герои – погибли, причем многие из них ужасной смертью. Другие – трусы – вернулись в Испанию. Они растили детей, занимались бизнесом и иногда становились уважаемыми членами общества, как мой дед. Зачем надо было подвергаться пыткам, зачем нужно было самопожертвование кавалеристов полка Алькантары? Я вам скажу – незачем. Жизни свои они не спасли, ведь рифцы так или иначе, но прикончили всех. Они не удержали позиций – территорию эту заняли повстанцы. И самое худшее – Испания, неспособная сохранять свои колониальные владения, в конце концов вернула область Риф коренному населению. С другой стороны, мы и не помним тех героев: я вам только что показал, что могу героев назвать трусами, и наоборот, и никто не обратит на это ни малейшего внимания. Герои просто бесполезны. А созидатели страны принадлежат к другой категории. Они бегут с поля боя и предают. Они умеют и на елку влезть, и рыбку съесть. Историю пишут те, кто выжил. Я это говорю с гордостью, потому что быть победителем непросто. Я употреблял слова «трусость» и «героизм», чтобы нам легче было понять друг друга, но в реальном мире они имеют другое значение, не то, которое им обычно приписывается. В реальном мире трусость означает мудрость, а героизм – глупость. Я принадлежу к большой когорте победителей, мы всегда знаем, что делать, чтобы одержать верх. Что, для этого приходится прибегать к противозаконным действиям? Так ведь без противозаконной деятельности мир остановится. И не говорите мне про погибших и забытых героев – они всего лишь неудачники. А нам ставят памятники, в нашу честь называют улицы. Дело обстоит именно так и не иначе, так устроен мир.
Феликс ерзал на стуле и сжимал кулаки. Теперь уже я двинула его коленом, чтобы он не забывался.
– Вы хотите знать, что произошло с вашим мужем. Я вам отвечу, что последнее время я слишком часто о нем слышу. Более того, ваш муж и его друзья начали мне надоедать. Человек моего положения общается не только с обитателями дворцов, как я вам раньше сказал. Ему приходится иметь дело и с более мелкими сошками. Все друзья вашего мужа – выскочки. Они думают, что за несколько лет смогут достичь такого же положения во власти, какое семьи вроде моей созидали целыми поколениями. А это, естественно, невозможно. Тот порядок вещей, о котором я говорил раньше, складывался тысячелетиями. Действительность так устроена с самого начала времен, в ней есть свои нормы, своя иерархия. Но выскочки всегда нарушают этот порядок. Они невежды и ничтожества, но, видите ли, они необходимы: кто-то должен делать грязную работу, а выскочки всегда на все согласны ради того, чтобы подняться повыше. Для нас они – как бы это сказать? – что-то вроде домашних животных: когда они начинают причинять беспокойство, когда перестают приносить прибыль, их меняют на других и – привет! Это довольно затратная система, но зато – эффективная. Я вам объясняю все это, потому что сейчас настал такой период обновления. Вы хотите знать, что произошло с вашим мужем, а нам эти придурки осточертели. Так что я вам помогу: скоро вы получите известия из первых рук. И скажите судье Мартине: я буду сотрудничать с ней с превеликим удовольствием. Мне проблемы не нужны. Если вы хорошо вникли в то, что я вам говорил, вы должны понимать: скандалы мне ни к чему, поскольку я один из кирпичей фундамента сложившегося порядка. Так ей и скажите. Надеюсь, мы поможем друг другу и покончим наконец с этим нелепым инцидентом. Как вы думаете?
– Я благодарю вас за вашу готовность, но мне бы хотелось…
– Все уже сказано, – перебил меня он, протягивая руку, чтобы попрощаться. – Передайте привет старому доброму Ван Хогу.
Верзилы за соседним столиком поднялись, чтобы проводить нас к выходу. Было ясно – встреча окончена, и голос хозяина звучал столь повелительно, что впору было бежать куда глаза глядят. Но Феликс уперся кулаками в мраморный столик и наклонился вперед. Поставщик Тыкв по-прежнему сидел, а мы стояли, окруженные верзилами.
– Человеческое измерение, – сказал Феликс.
– Что? – спросил Поставщик.
Один из телохранителей схватил старика за локоть, но босс качнул головой, и Феликса отпустили.
– Я к тому, что вы говорили раньше, – продолжал Феликс. – Насчет того, зачем нужно человеческое достоинство. А затем, что оно дает нам возможность измерить, кто мы такие. Мы, люди, знаете ли, не можем вообразить того, что не существует. И если мы говорим о таких вещах, как утешение, солидарность, любовь, красота, то делаем это потому, что они существуют в реальности, они формируют личность так же, как эгоизм и жестокость. В крайних ситуациях эти качества сталкиваются, отсюда и героические деяния, и низкие поступки. Зачем, например, нужно было самопожертвование кавалеристов полка Алькантары? А затем, чтобы мы были тем, что мы есть. Пусть с практической точки зрения их смерть оказалась бесполезной, но она послужила тому, чтобы мы знали: мы, люди, и такие тоже. Мы, даже при самом плохом раскладе, способны на самое хорошее. Если бы при Аннуале не совершались подвиги, иначе говоря, если бы в людях не было естественной потребности в достоинстве, мир давно оказался бы необитаем, а люди стали бы дикими животными.
– Вполне возможно, – ответил Поставщик, томно приглаживая свои завитки. – Возможно, вы и правы. Но и в таком случае – в таком мире – я был бы одним из главных диких животных, а вы, мой дорогой Талисман, были бы таким же, как сейчас, то есть жалким неудачником. Старым, бедным да вдобавок еще и анархистом. Печальная биография, мой друг. У вас в жизни были одни только поражения.