Нафис была единственной дочерью Сахавата Хусейна. Она вместе с Юсуфом училась в английском колледже, но мать Юсуфа испытывала все большие материальные затруднения, и ему пришлось перевестись в недорогую индийскую школу, Среднее образование Нафис получила в колледже Ламартина, где воспитанников обучали по программе старших классов Кембриджа, а Юсуф — в исламской школе. В университете они снова встретились. Но между их детством и теперешними взглядами лежала пропасть. Окружение Нафис внушало ей: все, что тебе удалось получить, используй для себя. Жизнь Юсуфа подсказывала ему, что человек должен делиться с другими всем, что имеет. Эти взаимоисключающие точки зрения сталкивали их теперь друг с другом.
Сахават Хусейну нравился способный и целеустремленный юноша, он высоко ценил его и в то же время опасался, даже боялся. И вполне естественно, что там, где поселился страх, не оставалось места для любви. Ему не хотелось, чтобы Нафис встречалась с Юсуфом. Юсуф прекрасно понимал дядю и поэтому, несмотря на всю свою любовь к Нафис, старался по возможности избегать ее. Нафис любила Юсуфа и теперь, но она никак не могла представить, чем кончится эта любовь. Когда он заходил к ним, она была безгранично рада. Спешила приготовить чай, подавала на стол все лучшие кушанья, какие были в доме, оживленно беседовала с ним о чем угодно, лишь бы слышать его голос. И в то же время она постоянно боялась, как бы Юсуф не сказал чего-нибудь, что могло бы не понравиться отцу. И хотя Юсуф вел себя неизменно вежливо, почитал дядю и тетю, Нафис не могла быть спокойна — ей представлялось, что портрет Юсуфа всегда будет казаться не на своем месте в рамке у нее дома. Когда он уходил, она постоянно думала о нем, молила бога о скорейшем его возвращении и молча проливала слезы, если он долго не шел.
Из дома донесся голос госпожи:
— Диву даешься: для этих двоих, что стоят на улице, палящее солнце, видно, кажется лунным светом! Дочка, Нафис, хвала твоему разуму, сама жаришься на солнце и заставляешь Салмана изнывать от жары. Идите-ка сюда! Обед уже подан.
Салман тут же направился в дом.
Нафис взяла со стула привезенные им пакеты, тяжело вздохнула и медленно открыла дверь.
Вся мебель в доме была уже закрыта чехлами. Двери и окна, с которых сняли портьеры, казались голыми. Вся посуда запакована в бумагу и перевязана бечевками.
За этой первой комнатой находилась столовая, где стояли длинный обеденный стол и вокруг него двадцать обитых кожей стульев. Вся остальная обстановка была уже вынесена и погружена. На столе осталась большая стеклянная ваза, в которой увядали белые и красные розы. Гафур и Нилам подавали на стол.
Госпожа уже сидела, наваба-сахиба еще не было. Вошла Нафис и села справа от матери. Салман сел слева. Госпожа обратилась к нему:
— Как это тебе удалось вырваться сюда? — И, не дождавшись ответа, продолжала: — Наваб-сахиб только что рассказал мне, что ты едешь с нами в Найниталь. Это замечательно. У наваба-сахиба с его предвыборной борьбой нет ни минуты свободного времени. Что это случилось с поваром, спрашиваю я? Нилам! Что это за лепешки испек он сегодня?.. Да, так на чем я остановилась?.. Ну да, хоть один мужчина будет в доме там, на чужбине… Вот и отправился грузовик. На два часа Запоздали с отъездом. Когда-то они теперь доберутся до Катхгодама. Да, кстати, вот ты едешь с нами, а ты догадался хотя бы захватить с собою теплую одежду?
— Кое-что взял. А кроме того, туда же едет Нафис! Она свяжет мне свитер. А шерсть купить можно и там.
— Не буду я вязать там никаких свитеров, — вспылила Нафис. — Не для этого я туда еду.
— А что же ты будешь там делать? Учеба тебя не интересует, рыбу ловить там не разрешают, ходить пешком ты не любишь. Мух бить?
Госпожа попыталась положить себе котлетку, но котлетка тут же развалилась.