Все три дня в Париже она встречается с Джекобом за ленчем и обедом. Она заезжает за ним к его дому, но отказывается зайти в квартиру. Она не хочет видеть комнату, которую они делили два года. Нет. Еда и напитки заносятся на счет; иногда у него бывают наличные деньги, а иногда нет, а однажды вечером он просит у нее двести франков, чтобы доехать до дома на такси. Она дает ему из тех денег, что он подарил ей, считая, что это справедливо. Он хочет познакомить ее с людьми, которые с ним работают, но все как-то не хватает времени. В конце концов он вручает ей еще сотню каталогов, а она клянется, что распространит их в магазинах Нью-Йорка.
Однажды он ведет ее в магазин антикварных товаров.
— Тебе понравится, — говорит он.
— Что? — спрашивает она.
Он толкает дверь и пропускает ее вперед. В дальнем углу магазина стоит мраморная фигура около пяти футов высотой. Она не может понять, что это такое.
— Посмотри внимательно, — советует Джекоб.
— Нет головы, я не знаю, — отвечает она.
— Постарайся, — говорит он.
Тело лебедя рядом с телом женщины, безголовая Леда с тесно прижавшимся к ее телу лебедем, на ее спине, на ногах и на крыльях лебедя пухлые детские ручонки, пиявками присосавшиеся к мрамору.
— Я не понимаю, — говорит она.
— Есть интересная точка зрения, — она рада, что он рассуждает, как и раньше, — что ни Леда, ни лебедь здесь ни при чем, а меньше всего Юпитер. Маленькие ручонки принадлежат купидонам, из-за них-то все и происходит.
— Но почему? — спрашивает Флоренс.
— Спроси скульптора, — отвечает Джекоб.
За день до отъезда она заходит в «Самаритэн» за простынями. Стоит привезти домой хотя бы парочку настоящих льняных простыней. Даже если их испортят в китайской прачечной, по крайней мере, неделю или две она будет спать на настоящих простынях.
Она выбирает пару белых простыней, наполовину из льна, наполовину из хлопка с мелким узором по краю. Флоренс стоит в очереди, чтобы заплатить, и вдруг видит знакомое лицо.
Коренастый мужчина с бородой и темными бровями. Короткий, как будто невыросший.
— Привет, — говорит она по-французски.
Делаборд смотрит на нее.
— Я Флоренс Эллис.
Он слегка прищуривается:
— Я не узнал вас. Вы постарели. Никогда бы не подумал.
Это прозвучало для нее как удар грома. Постарела, она?
— Что вы покупаете? — спрашивает она.
— Простыни, — отвечает он. — Я не видел вас сколько, лет десять?
— Шестнадцать, — поправляет она.
— Вы уехали. Вы были больны. У вас была какая-то трагедия.
«Знает ли он?» — думает она.
— Андре тоже в Нью-Йорке, вы случайно не встречали его? — спрашивает Делаборд, протягивая кассиру кредитную карточку.
— Андре, — говорит Флоренс, — я не вспоминала о нем все эти годы.
— Он так и не стал фотографом, — говорит Делаборд, как будто это было трагедией. — Он иногда присылает мне поздравительные открытки.
— Вы все еще работаете? — спрашивает она. Она хочет сделать ему комплимент, несмотря на то, что он так прошелся по ее внешности. Но он воспринимает это как оскорбление.
— Почему бы мне не работать? Вы видели мою выставку в Гранд-пале?
— Я живу в Нью-Йорке, — снова повторяет Флоренс.
Она расплачивается; он дожидается ее, чтобы окончить разговор.
Они идут через магазин.
— Все еще живете за счет доходов с антиквариата отца? — спрашивает он.
— Нет, я замужем. Мой муж модельер, — лжет она.
Они спускаются вниз по каменным ступеням.
— Итак, вы счастливы? — говорит он. — Жизнь в Нью-Йорке хороша? — Они уже стоят на мостовой.
— Да, все в порядке, — отвечает она. — Обыкновенная.
— Вы были сумасшедшей в юности, — говорит он.
Они переходят улицу. Она несет пакет с простынями и думает о том, как носила для него тяжелый реквизит, это было ее работой.
— Можно вас пригласить на ленч? — спрашивает он.
— Я все свободное время провожу с отцом. Я приехала, чтобы повидать его.
— Как он? — спрашивает Делаборд.
— Спасибо, лучше, — отвечает она, пожимает его руку и идет дальше через мост на Левый Берег прежде, чем он успевает спросить ее, почему же она все-таки покинула Париж.
Ей звонит Сильви, просит зайти к ювелиру на Рю-де-ла-пэ и забрать браслет.
— Тебе обязательно нужно купить там что-нибудь, — говорит Сильви, забыв о том, что у Флоренс нет денег. — Алекс — друг, для своих у него невысокие цены.