— Тебе лучше поторопиться, скоро придет Марк, а мы знаем, что обычно случается, когда вы оказываетесь вдвоем… — говорит Сильви.
Но Феликс стоит неподвижно, опершись о косяк двери. Он весь в напряжении, глаза беспокойные… обведенные темными кругами.
Флоренс до такой степени испугана, что не может пошевелиться.
Феликс делает резкое движение и идет в ее сторону. На нем серый костюм из хлопка, но он кажется ей зеленым. У него короткие редковатые волосы, зачесанные наперед, а она видит их длинными, спадающими на плечи.
Она в упор смотрит на приближающегося к ней немолодого мужчину. Он идет нетвердой походкой, слегка прихрамывая. Его рот крепко сжат от напряжения.
— Привет, Флоренс, — говорит он и протягивает ей руку.
Она машинально протягивает свою. Перед ней тень, серо-зеленая тень, в ее ладони коллекция костей, которые когда-то были ей знакомы.
Конечно же, он мертв!
Ее ладонь готова почувствовать могильный холод, но у него горячая и сухая рука.
Сильви смотрит на обоих широко открытыми глазами, а Клаудиа вернулась к своему чемодану, но не опускается перед ним на колени, а наблюдает за отцом и лучшей подругой матери.
У Флоренс такой вид, как будто она сейчас закричит.
Сильви никак не может сообразить, что сказать.
— Вы знакомы? — закашлялась она.
— Но ты же умер! — восклицает наконец Флоренс. — Мой отец сказал мне, что ты умер.
Она не собирается говорить ему, что это она его убила. Он может этого и не знать.
— Я не умер, я просто уехал, — отвечает он.
— Ты знаешь Феликса? — удается наконец пробормотать Сильви.
Флоренс даже не смотрит на нее. Она смотрит на девочку возле чемодана и на ее отца. «Она могла бы быть моей», — думает она.
— Я бы хотела, чтобы ты оставила нас одних, — говорит Флоренс твердым голосом.
— Пойдем, Клаудиа, пойдем разбирать вещи в твою комнату, бери чемодан, — говорит Сильви, странным образом понимая, что должна уйти отсюда. Клаудиа колеблется, Сильви подхватывает чемодан и идет к двери.
— Иду-иду, — послушно говорит дочь и следует за матерью.
Она боится опять дотронуться до него. В этом вся суть: они вытащили его, чтобы остановить ее сердце, причем тогда, когда ей казалось, что одно она уже завоевала.
Если он будет дышать на нее, она умрет. Она отодвигается, чтобы чувствовать себя в безопасности.
— Элиза, — произносит он мягким голосом, — Элиза.
— Я Флоренс, — говорит она.
Он коротко смеется.
— Я знал это.
— Куда ты уехал, Феликс?
— Флоренс, — говорит он. Его акцент слегка изменился, но кто помнит голоса мертвых?..
На нем, как и раньше, зеленый костюм, у него длинные волосы, его лицо гладкое и молодое — мертвые не стареют.
— Мне нужно было уехать, — говорит он.
Я пытаюсь заглянуть в его глаза, но в них нет никакого выражения, это не те глаза, которые я видела во сне до того, как он умер. Они подведены черным карандашом.
— Ты подкрашиваешь глаза?
— Немного. Я был в Марракеше. Это краска для век.
— Ты живешь там?
— И в других местах тоже.
Но где и как? Я протягиваю руку к черному браслету на его запястье.
Он смотрит на свой браслет или на мою руку? Не знаю.
— Сувенир из Кении.
Он не изменился. Смерть должна улучшать людей.
Он вздыхает, кашляет и поворачивает лицо к окну, к яркому свету. Он сдвигает брови, его глаза блестят, он идет к окну странной, незнакомой походкой.
Дневной свет очень яркий — теперь я вижу, что его лицо покрыто морщинами, зубы пожелтели, а кожа на шее обвисла и задубела. Он постарел. Должно быть, он действительно жив. Это не тот Феликс, которого я знала.
— Я знал, что это когда-нибудь произойдет, — говорит он. — Сильви говорила мне, что ты здесь.
Он смотрит в сторону, не хочет смотреть на меня.
— Сильви все время знала, что ты не умер?!
— Да.
— И она видела тебя все эти годы…
— Я для нее ничего не значу, но есть Клаудиа.
— Но почему она мне никогда не говорила, что ты жив?
Он смотрит в окно. Молчание.
Он оглядывается с хитрой улыбкой.
— А что она говорила, когда ты ее спрашивала?
— Я никогда не спрашивала ее, я не могла…
— Почему?
«О Господи, Феликс. Потому что я думала, что убила тебя. Нет, я не могу сказать этого. Ты — доказательство того, что мое желание не убивает, но я не могу сказать об этом».
— Потому что… — говорю я вслух. А я-то думала, что я храбрая.