Сильви откидывает назад голову и хохочет. Флоренс наблюдает за ней, как когда-то наблюдала за своим учителем танцев, чтобы понять, что нужно делать. Она сама пробует беззаботно смеяться, и когда откидывает голову назад, то пальцы посла касаются ее локтя.
Она ощущает тепло его прикосновения и придвигается к нему ближе, чтобы еще раз почувствовать его руку. Ею владеют животные инстинкты; он лысый старик, но Флоренс обдает волна желания. Человек с лисьим лицом просит Сильви показать браслет, новый подарок Марка, и она протягивает ему руку, и ее запястье лежит в его руке, топаз и бриллианты сияют как грех, Флоренс видит, как его пальцы обнимают запястье Сильви, а нога посла вновь начинает придвигаться к ее бедру.
А теперь уже рука посла дотрагивается до браслета Сильви, до ее руки, и Флоренс ловит себя на том, что думает: «Он мой».
— Здесь почти так же хорошо, как в Париже, — сказала пожилая дама в красном с техасским акцентом.
Ее тело наклоняется влево, в сторону старика.
— Все мы теперь здесь, — говорит Марк. — С Европой покончено.
Все внимание Флоренс приковано к собственным ощущениям. Рука старика достигла нижней части ее спины. Сильви подмигивает ей.
— Скажите, моя дорогая, — говорит посол, — у вас комплекс?
— Да, я люблю мужчин постарше, — отвечает она. Это именно то, что следовало ответить. Стол превратился в общество шлюх и финансистов. Все это она еще вчера презирала. Флоренс опять посмотрела на Сильви: на ее плече — мужская рука. Марк беседует с дамой, сидящей справа от него, и не обращает никакого внимания на Сильви, которая любит Бруно, это ее секрет. И какой прок от верности Флоренс, которой она гордилась? Все кажется таким пустым и пошлым.
«Как все это дешево», — думает она позже, лежа на софе в гостиной посла и продолжая ласкать старика. Она благодарна ему за то, что во время обеда он заставил ее кровь пульсировать быстрее, а теперь ей хочется быть такой же дешевой, как Сильви, хочется быть вещью, шлюхой.
— Сними эту ненужную вещь, — говорит он, указывая на ее трусики.
Она стягивает с себя трусики. Внезапно она чувствует смущение от того, что стоит обнаженная в его гостиной.
— Подойди, — говорит он. Это приказ, и она подвигается на несколько футов к софе, он гладит рукой ее волосы на лобке, наклоняется и притягивает ее к себе. Потом пальцами раздвигает волосы и целует ее горячее лоно. Сильными руками он держит ее за ягодицы. Она подгибает колени и громко дышит, ей кажется, что именно так она и должна себя вести.
— Не нужно театра, — говорит он, отстраняясь. — Не притворяйся. — Она стоит обнаженная и ждет прикосновения его рта, когда он начнет снова. Но на этот раз пальцы щиплют ее, и она вскрикивает.
— Ш-ш-ш, — произносит он.
Она начинает дрожать.
— Прекрати, — говорит он. — Владей собой! — Его рука шлепает ее по бедрам, и он опять хватается за ягодицы.
— Не нужно, — говорит она.
— Ты, маленькая шлюха, — говорит он. — Что ты хочешь? Скажи мне.
Только не это. Она не может попросить об этом.
— Скажи! — Его голос холодный и жестокий.
Это посвящено памяти Феликса. Его могиле.
— Говори, — приказывает он.
Ей нужно защитить Феликса. Никто не может войти в нее. Не может?..
— Я хочу… — с трудом произносит она. — Я хочу, чтобы ты вошел в меня.
— Не говори мне, что мне нужно делать, — отвечает он, — попроси об этом.
— Пожалуйста, — просит она, вздрагивая.
Он наматывает ей на голову свою влажную рубашку, так что она ничего не может видеть.
Что-то мягкое пытается войти в нее. Она придвигает бедра, она хочет этого.
Она чувствует внутри себя его палец, он исследует ее, все ее чувства сосредоточены сейчас вокруг этого пальца. Входит второй палец. Они ощупывают ее, раздвигают.
А потом она чувствует что-то длинное и прямое внутри себя, гладкое, прохладное и твердое. Оно двигается так легко, так глубоко, что ей больно.
— Нет, — говорит она. И хочет сказать, что это не живое. Она старается сдвинуть повязку, и наконец видит, что он заталкивает в нее. Свеча.
Она поднимается, чтобы запротестовать, но он толкает ее обратно. Свеча двигается дальше, а он наблюдает, как она входит в нее и выходит. Из-под края повязки она видит, что он наконец возбудился, он вынимает свечу, блестящую и влажную, и осторожно кладет ее на стол. И вот наконец он внутри нее, внутри молчаливого тайника, последнего святилища Феликса.
Она плачет, потому что с Феликсом покончено. Она забыла, что был еще кто-то после него.