— Почему?
— Мы приземляемся в Париже в десять тридцать вечера. Перелет в обратном направлении просто волшебство. Мы вылетаем из Парижа в одиннадцать, а прилетаем в Нью-Йорк в девять, на два часа раньше, чем улетели. Людям это нравится. Они выигрывают два часа.
Флоренс всегда ненавидела скорость, не доверяла этому способу сберегать время. Под колесами спортивных машин пропадали дороги. Молодые друзья Джулии все сплошь имели скоростные машины. Эта похожая на ракету сигара отделана белым пластиком, с низкими сиденьями и подголовниками. Самолет начинает вибрировать. Ногам жарко, она протягивает руку под сиденье, ощущая распространяющееся тепло. Они летят как в свернутом листе бумаги, лишь свет снаружи, они сжигают пространство на сумасшедшей скорости — свет постепенно исчезает, остается полумрак спрессованных часов, которые существуют только для пассажиров «Конкорда» на высоте шестидесяти тысяч футов над Атлантикой.
Ее лоб покрывается испариной, около нее останавливается стюардесса и предлагает шампанского.
— Нет, — твердо говорит Флоренс.
Если самолет будет падать, ей нужна трезвая голова, чтобы спасти детей, но в самолете нет детей, и если он начнет падать, то спастись все равно никому не удастся.
Ей ничего не остается делать, как только сидеть и тупо смотреть вперед. Чувствовать себя беспомощной даже немного приятно.
Флоренс встает и идет в туалет. Жакет ей тесен, ноги длинны, бедрами она задевает за сиденья, когда идет по проходу. Стюардесса качает головой; нет, не сюда, это там, сзади. Флоренс поворачивается и идет в конец самолета. Слева от нее — худощавый мужчина с портфелем, который открыт на его коленях. «По крайней мере хоть один из этих индюков работает, чтобы жить», — думает она. Он худощав, у него такие же длинные ноги, как и у нее, даже длиннее. «Какой интересный», — думает она. Он бросает на нее взгляд.
Происходит удивительная вещь — он улыбается ей. Она улыбается в ответ, но не задерживается. Не стоит знакомиться в самолете. Даже в «Конкорде». Она достает из сумки книгу и открывает ее на первой попавшейся странице.
«Это продолжало приходить на ум, — читает она. — Буду ли я хранить это в памяти». Она быстро закрывает книгу. Стюардесса снова предлагает пассажирам шампанское. Что за странная машина, в которой я заперта, что за низкие сиденья, почему я все время пью и притворяюсь, что все в порядке? Она просит принести кофе и опять открывает книгу, но поскольку ей кажется, что она поступила верно, открыв первый раз книгу наугад, она снова открывает книгу посредине.
Когда самолет приземляется, в ее глазах стоят слезы. «Слава богу, прилетели», — думает она. Флоренс не испытывала подобных чувств вот уже пятнадцать лет.
Пассажиры начинают получать свои вещи. Флоренс ждет, когда ей вернут ее Ренуара. У выхода из «Конкорда» маленькая толпа людей, горящих желанием попасть в свои дорогие отели. Высокий мужчина проходит мимо ее сиденья и оглядывается. Она встает, стюардессы помогают ей надеть пальто. Она стоит прямо, так прямо, что ее голова почти касается потолка самолета. Правой рукой она схватила деревянный футляр, на левом плече — ее сумочка. Мужчина улыбается ей и вытирает платком потный лоб.
— Ненавижу летать, — говорит он, — это страшно пугает меня. — И без остановки продолжает: — Что вы делаете сегодня вечером?
— Сегодня вечером?.. — переспрашивает она.
— Сейчас десять тридцать. У вас есть планы? — Мягкий, немного робкий голос. «Голубые глаза, как странно, — думает она, — голубые глаза встречаются часто, но не такие. И светлые волосы, пепельные».
— У меня кое-какие дела, — отвечает она, а потом добавляет: — Но мы могли бы поужинать. Мне нужно кое-что оформить на таможне. — Она поступает неблагоразумно.
— Меня встречает мой шофер, — говорит он. — Вас подвезти до Парижа?
— Меня тоже встретят, — отвечает она.
Они вместе идут вдоль трапа в пустынное багажное отделение.
— Вы работали в самолете, — замечает она. — Чем вы занимаетесь?
— Наукой, — отвечает он.
На ленте конвейера появляется маленькая нейлоновая сумка, он протягивает к ней руку. Рядом с ней ее чемодан, который она позаимствовала у Бена. Чемодан богатого человека.
— Это мой, — говорит она, хотя ей хотелось бы сказать, что это чемодан человека, с которым она живет, но которого больше не любит, которого никогда не любила. Но это было бы уж слишком.
— Ваш чемодан? — спрашивает незнакомец.
— Да, — отвечает она. — Вот этот.
Он легко поднимает его.
— Совсем легкий, — замечает он.