Птица рух достигла первых отрогов Рифейских гор, гребни которых озаряли слабые оранжевые отблески заходящего солнца. Пентесилея направила птицу к занесенной снегом треугольной площадке, высеченной на каменистом склоне одного из пиков. Пока они снижались, Алькандр разглядел в полумраке около трехсот птиц рух, лежащих в снегу, а также пять больших ледяных шатров, четыре из которых располагались по углам, а пятый – в центре. Внушительная численность отряда беспокоила Алькандра. В письмах отцу он советовал прислать небольшое войско. Не в обычаях Ликурга так перестраховываться.
Меланефель приземлилась перед центральным шатром, Алькандр выпрыгнул из седла и по пояс провалился в рыхлый снег, покрывавший площадку. Из глаз, и без того раздраженных после полета, брызнули горячие слезы. Алькандр вытер их, проведя по лицу рукой, и заодно избавился от мелких ледяных капель, намерзших на бороде во время полета. Перед ним вырисовывались очертания шатра, наполовину скрытого сугробами. Одним движением руки Алькандр проложил себе путь через снежные заносы до самого входа в шатер.
Дверь состояла из простой глыбы льда, на которой была выгравирована печать открытия; Алькандр ее активировал. Лед растаял, позволив мужчине войти в тамбур, после чего тут же застыл у него за спиной. В прихожей было теплее: здесь адъютанты расстелили промасленные чехлы, а на них сложили седла птиц рух. Алькандр подошел ко второй двери, поднял закрывавшую ее меховую занавесь и вошел в главную комнату шатра.
Свет парящей сферы отражался от гладких и блестящих ледяных стен помещения, озаряя около полудюжины мужчин, сидевших вокруг самовара. При виде вошедшего ни один из них не встал, однако Алькандр видел, как все выпрямили спины в безуспешной попытке не казаться слишком старыми и сгорбленными на его фоне. Большинство присутствующих на собрании олигархов являлись бывшими генералами тех самых войск, которые Напока в свое время наняла для защиты южной границы от амазонок… а потом, пятнадцать лет назад, наемники решили завоевать этот город, объединившись под рукой своего командира Ликурга.
Ликург, отец Алькандра, отсутствовал. Тревожный знак.
– Алькандр, добро пожаловать, – прозвучал низкий, звучный голос. – Проходи, садись с нами.
Эти радушные слова произнес человек среднего возраста, еще не успевший ни располнеть, ни облысеть; его черные кустистые брови резко контрастировали с седыми с металлическим отливом волосами. Генерал Филон поглядел на вновь прибывшего: под глазами у него залегли глубокие круги, словно сегодняшнее собрание стало последним делом в конце напряженного дня, которое он тем не менее намеревался выполнить как должно. Алькандр знал, что его собеседник любил казаться спокойным и трудолюбивым, дабы укрепить свою репутацию хорошего командира.
Долгие годы Филон был правой рукой отца, держась в тени; он планировал захват Напоки, именно он позволил Темискире упрочить свое могущество после первых военных успехов. И сейчас, глядя на него, Алькандр понял, что его собеседник долго ждал своего звездного часа, а теперь этот час наконец настал.
– Где мой отец? – спросил он, не спеша принимать приглашение.
Олигархи заерзали на своих покрытых мехами ледяных скамьях, было видно, что им не по себе. Один лишь Филон сохранял бесстрастный вид. Он выгнул угольно-черную бровь, подался вперед, уперся локтями в широко разведенные колени и проговорил полным сочувствия голосом:
– Вот уже месяц у Ликурга проблемы со здоровьем, о которых он предпочел тебе не сообщать на случай, если письмо перехватят. Он решил пока отдохнуть и предоставить нам вести все мелкие дела, пока ему не станет лучше.
На лице Алькандра не дрогнул ни один мускул: он постарался никак не показать, насколько сильно его потрясла эта новость. Он слишком хорошо знал деспотический характер отца и ни секунды не сомневался, что Ликург никогда бы не выпустил из рук бразды правления из-за легкого недомогания. Филон недоговаривает: очевидно, состояние здоровья Ликурга на самом деле гораздо хуже. Алькандр хотел расспросить генерала подробнее, но такие вопросы вызвали бы презрение олигархов, а ведь они и так видели в нем отпрыска амазонки, которого зачем-то взял к себе Ликург. Похоже, именно на это Филон и надеется.
– По-вашему, захват Гипербореи – это мелочь?
Выражение притворного сочувствия исчезло с лица Филона. Он встал, поставил свою пиалу с чаем на самовар, сцепил руки и старательно потер ладони друг о друга. Запястья, выглядывающие из меховых рукавов его куртки, были покрыты густой черной порослью, короткие волоски росли даже на фалангах пальцев.