По левую руку от бородатого лесного богатыря без особого успеха старался выглядеть большим и грозным долговязый парень лет двадцати (потому что выглядел на двадцать пять), худой и жилистый, с копной светло-русых волос и редкой растительностью на лице. Одет он был под стать местному патриарху, только без головного убора, кинжал у него висел в простых обтянутых кожей ножнах. Молодая женщина, стоявшая за ним и одетая примерно так же, как и мать лесной всадницы, держала на руках ребенка, закутанного в серое суконное одеяло.
Судя по всему, встречало нас семейство в полном составе. Из-за спины старшей женщины осторожно выглянула, а затем и вышла, встав рядом и держась за мамину юбку, маленькая девочка, лет, наверное, трех-четырех, в рыжеватом платьице, перешитом, похоже, из модной тут рубахи.
А сама виновница торжества, конечно, если таковыми не считать нас, встала даже впереди отца. Ну да, отца, видно же было, что это именно семья. Но, как и положено воспитанной девушке, встала не прямо впереди, а впереди и левее, повернувшись одним боком к нам, другим к родным, как бы представляя нас своей семье.
Мы, словно по наитию, построились в шеренгу, чтобы хозяева могли лучше нас всех рассмотреть. Смотрели они с явным интересом, удивлением и, что особенно порадовало, доброжелательно. У меня даже в груди немного защемило. Помню, мне всегда нравились старинные фотографии таких вот простых патриархальных семейств, будь это русские крестьяне или казаки, переселенцы Дикого Запада, буры, которые африканеры, или немецкие бюргеры. Что-то такое во всем этом было основательное, доброе, естественное и, увы, утерянное. А тут — вот они, живые и настоящие, стоят и смотрят на тебя, а ты на них.
Глава семейства сделал шаг в нашу сторону и произнес коротенькую, минуты на полторы, речь. Насколько я что-то понимал в языках, такого мне слышать не приходилось. Там, дома, я бы с ходу определил большинство европейских языков. Да-да, даже не понимая того же португальского, я бы определил, что говорят именно по-португальски. Да что там, я бы отличил, скажем, шведский язык от норвежского или датского! А тут — нет. Хотя больше всего речь лесного патриарха напоминала баварский диалект немецкого — совершенно невероятную передачу характерного тевтонского лая исключительно мягким, даже слегка певучим тоном. Но ни одного знакомого слова! Закончил он совсем уже торжественно, должно быть, произнося какую-то ритуальную, освященную вековыми обычаями, фразу. Ну точно, в самом конце он протянул вперед и несколько в сторону правую руку, держа раскрытую ладонь книзу, будто кладя ее на священную книгу, и возгласил: «Гвенд!». «Гвенд!» — нестройным хором повторили все, за исключением младенца на руках молодой матери.
Ответную речь от имени и по поручению попаданцев толкнул я. Ну не то, чтобы прямо уж так по поручению, скорее, просто первым сообразил.
— Мы от всей души благодарны тебе, добрый хозяин, за гостеприимство. Здесь мы не по своей воле, но, став твоими гостями, принесли с собой мир и дружбу. Да благословит Господь твой дом и твоих ближних! — и пусть хозяин не понял моих слов, но вот честное слово, общий их смысл и настрой уловил и принял. Ну и в завершение я приложил правую руку к груди и поклонился, надеясь, что это старинное выражение признательности и благодарности здесь поймут. С секундной задержкой мой жест повторили Николай и Сергей с Алиной.
Хозяева нас поняли, но официальная часть на этом не закончилась.
— Корнат. Корнат Триам, — хозяин приложил руку к груди, представился, стало быть.
— Таани, — он показал рукой на жену.
— Фиарн, — рука простерлась в направлении сына.
— Касси, — в направлении его жены.
— Лоари, — пришла очередь нашей лесной всадницы.
— Тирри, — с широкой улыбкой патриарх показал на младшенькую. Девчушка, услышав свое имя, тоже радостно улыбнулась.
— Корнат, — на этот раз он отступил назад и осторожно коснулся рукой свертка на руках Касси.
Ага, стало быть, внук в честь деда назван. Ну что ж, традиция и для нас не чужая. Ну да о традициях потом подумаю, сейчас надо представляться самим.
— Федор. Федор Мельников, — назвал я себя и легонько толкнул локтем Николая — давай, мол, продолжай.
— Николай, Сечкин, — подхватил он.
— Сергей Демидов, Алина Демидова, — Серега поспешил приделать Алине свою фамилию, обозначив ее женой. Та аж засияла.