— Устроится наша Алинка, еще как устроится! — согласился я с Николаем. — Мы и Сереге дело найдем, есть у меня на этот счет кое-какие мысли.
— Это как же? — удивился Николай. — Он же продажник?
— А что, продавать наши с тобой железки и алинкины тряпки не надо будет? — ехидно осведомился я. — А жить на что? Я-то сам, ко всему, еще и рекламщик, так что развернемся мы тут ого-го!
Николай довольно усмехнулся.
— Ну, и еще насчет добровольности, — я вернулся к серьезному тону и теме, которая, как был уверен, требовала полного прояснения. — Ты, Николай, сам знаешь, работать из-под палки человек будет хреново.
— Тем более русский, — уточнил Николай.
— А работать из-под палки головой не будет вообще, — продолжил я. — Если чего и придумает, то исключительно как от работы уклониться. Головой только добровольно и можно работать. И мне, скажу я тебе, очень нравится, что здесь это, судя по всему, понимают.
— И верно, — признал мою правоту Николай. — Теперь, значит, ждем еще три месяца…
Ну да. Ждем. Тоже, кстати, интересно. Мосток в подмосковном лесу мы разглядывали в июле месяце, а здесь оказались в мае. То есть как в мае? Ну вот так. Год здесь привычным для нас образом делился на те же самые двенадцать месяцев, только что начинался с марта. К местным названиям месяцев мы так и не привыкли, продолжая пользоваться родными. Да сами посудите — май, в котором мы сюда попали, обзывали здесь «поздним весенником», июнь, который прожили тут целиком, был «ранним летником», сейчас на дворе стояло самое начало «среднего летника», июля, то бишь, а ярмарка осенняя открывалась в «среднем осеннике», в октябре, значит. Ну да, как раз через три месяца.
Глава 6
«Любите книгу — источник знаний!» — в моем детстве такие призывы повторялись частенько, как из уст взрослых, так и в виде плакатов. Я полюбил. До сих пор люблю. При всем удобстве оставшихся дома интернета и электронных читалок нет более приятного способа получения тех самых знаний, чем добротная бумажная книга. На хорошей бумаге, в твердом переплете, напечатанная шрифтом, достаточно крупным для удобства чтения, но не настолько крупным, чтобы возникло впечатление, будто издатели пошли навстречу автору, не имеющему, что сказать, но желающему видеть свой труд в солидном формате. Вот как раз такую добротную книгу я и читал. «История Империи в изложении для полного курса обучения в народных школах», сочинил которую неизвестный мне Фейарн Гройт, разумеется, серьезным научным исследованием ни в коей мере не была. Как и любой учебник в любое время и в любой стране, она излагала историю государства в том виде, в каком ее, по мнению властей, надлежало видеть добропорядочным и благонадежным гражданам. Вот это и было в книге самым интересным — пробираясь по непривычным буквам и словам, я узнавал историю такой, какой ее видели наши добрые хозяева и, как я понимал, большинство населении Империи. Или, скажем так, большинство грамотного населения Империи, если вдруг грамотность была тут не всеобщей. Хотя те же Триамы, демонстрируя поголовное (мелких не считаем) умение читать и писать в лесу на самом краю Империи, на определенные мысли наводили.
Чтение стало на хуторе Триамов одним из моих любимейших занятий, и я с каким-то внутренним ужасом гнал от себя мысли о том, что будет, когда я прочту все имеющиеся в доме книги. Но пока что этот страшный для меня день оставался еще далеким. Я осилил только первый из трех томов «Истории Империи» (сейчас читал второй), «Землеописание или Краткие сведения о странах и народах Срединного континента и иных земель» некоего, довольно давно жившего Гернота Честного и «Дополнения к землеописанию Гернота Честного, написанные его учениками и последователями». Четырнадцать книг еще ждали своего часа. Точнее, тринадцать — местный букварь, а точнее, «Буковник новый для обучения чтению и письму» я тоже изучил. Просто не признался с самого начала — как-то неприлично в моем-то возрасте…