Выбрать главу

— Ты мне язык отрежешь? Убивать-то придут леонардиты. А вдруг им потом кто заплатит больше? И они честно выболтают, что именно говорила дочь лорда Таррента перед смертью?

— Чего ты хочешь?

— Помоги мне выбраться отсюда!

— Тебя схватят.

Сердце Ирии подскочило и чуть не остановилось. Значит, возможность всё-таки есть?! Отсюда можно сбежать! Можно выжить! Жить, дышать… отомстить.

— Утром здесь будут солдаты. Лодки охраняются леонардитами. Не говоря уже о воротах аббатства.

Карлотта рассуждает явно со знанием дела. Хотя как раз это — понятно. За полтора года в тюрьме — о чём размышлять узнице, как не о побеге? Она очень тщательно искала выход.

И не нашла!

Но как отказаться от надежды — только-только вспыхнувшей вновь? И теперь не желающей гаснуть…

— Есть Восточное крыло. Оно нависает над озером, там глубоко. Полтора года назад в одной из келий точно не было решеток.

Сердце замерло — само по себе. «Твоя судьба изменится необратимо… если переживешь эту ночь!»

Из щелей в ставнях еще не брезжит ни лучика! А в камере совсем озверел вечный холод. До костей пробирает! И сквозь кости.

— Ты запомнила, — медленно проговорила мать, глядя дочери в глаза. — Предположим, я отведу тебя в ту самую келью. На исходе Месяц Сердца Осени. До берега — полмили. Надеешься проплыть там, где утонул боевой офицер? В такой же холодной воде?

— Анри был ранен!

— Зато плавал раз в десять лучше тебя.

— Какая тебе разница — зарежусь я или утону?

— Когда начнешь тонуть — заорешь. Тебя могут заметить.

— Не заору. Орут, когда надеются спастись, а я приговорена. Сейчас ночь, а тонуть я начну не раньше середины озера. Там меня уже никто не увидит и не услышит.

— Предположим, ты выплывешь. Что дальше? Ты вне закона, без документов, подорожных, денег.

Об этом Ирия собиралась думать, когда выберется. На свободе-то уж точно всё получится. А даже если и не всё — лучше просить милостыню, чем сложить голову на плахе!

И есть, по крайней мере, один, кто может Ирию спасти. Кто однажды уже это сделал. Из Ауэнта, из камеры смертников!

— Среди твоих вещей нашли кое-что, — взгляд Карлотты прожигает насквозь. — Всё-таки для змеи ты слишком глупа и наивна. Но от этой иллюзии я тебя избавлю. Раз и навсегда. Прямо сейчас! — мать холодно и мстительно усмехнулась. — Твой смертный приговор подписали пятеро из девяти. Его Ничтожество король Карл Третий, принц Гуго Амерзэн, граф Бертольд Ревинтер, граф Ги Герингэ и князь Всеслав Словеонский и Старградский.

Серо-свинцовый потолок камеры закружился бешеным смерчем, ноги ослабели. Серый потолок… серое небо над шпорящими коней беглецами…

«Папа, папочка, я умираю!..»

«Ветер, кровь и серебро…»

— Ты лжешь! — сквозь наползающий туман и звон в ушах прошептал собственный протестующий голос.

— Нисколько. Это скажет тебе любой, кто знаком с приговором. Впрочем, когда окажешься на плахе, тебе его зачитают. И знаешь, почему князь Всеслав это сделал?

Сизо-серые тучи заслонили солнце, желтолицые монахини — светловолосого всадника. А безжалостный голос рвется сквозь мутное облако кровавого тумана. И комната кружится, кружится, кружится…

Только бы не упасть в обморок, о Творец! Нельзя — в присутствии смертельных врагов! Особенно — так тебя ненавидящих.

Нельзя — если хочешь жить!

— Это — политика, Ири. Почему бы не казнить одного из Таррентов? Их что-то развелось слишком много — для такой опасной семьи. Но зачем убивать Леона? Кому нужен малолетний лорд — при опекунше? Такой, как Полина? Гораздо удобнее казнить какую-нибудь девчонку. Их ведь останется еще две или три. Одной вполне можно пожертвовать для «устрашения» других — на будущее. Вдруг еще кто мятеж поднять вздумает?

Комната вспомнила, что она — не карусель. Да и в глазах проясняется.

Так, Ирия — всё еще на ногах. А мать не спускает с нее прищуренных ледяных глаз. Всё это время?

Вот повернулась к дверям…

— Стой! — холодно окликнула Карлотту девушка. Только бы голос не выдал еще не прошедшую слабость! — Мне плевать на Всеслава Словеонского… и Старградского!

Мать не стала бы вести столь долгий разговор, если бы точно решила отказать! У нее был свой план. Есть, точнее!

— Я поеду туда, куда прикажешь ты!

— Я помогу тебе, — еще холоднее ответила Карлотта.

— Когда ты это решила?

— Минуту назад. Ты ничего не унаследовала от отца. И, к счастью, избавилась от глупых иллюзий. Мне в свое время понадобилось несколько часов, а не три минуты, поздравляю.

Три минуты? Не вечность? Сомнительная победа — быть сильнее, холоднее и равнодушнее Карлотты Таррент, урожденной Гарвиак.

— Идем, — могильным голосом велела мать. — Я отведу тебя в келью в Восточном крыле. А ты выполнишь то, что я тебе прикажу.

4

Даже не верится, что именно сейчас переступаешь ненавистный порог. Оставляешь в прошлом проклятую камеру. Навсегда.

Что бы ни случилось впредь — даже самое жуткое! — там будет уже другое жуткое. А этот кошмар — позади.

Темные коридоры — как в недавнем сне. А факелов так мало, что можно и не заметить. Позади вместо чудовищ — Башня Кающихся Грешниц. Стала-таки предсмертной камерой.

Хотя здесь есть и иные монстры. Поопаснее. Спят в кельях. И сторожат ворота монастыря.

Если те, кто спят, проснутся — мигом отправят беглянку-неудачницу на растерзание в Лютену.

Ночной путь, сумрачные коридоры, темная фигура впереди. Ведет то ли к свободе, то ли к смерти.

Колеблется еле живой огонек свечи. В коридорах тут кругом сквозняки…

Всё — как в страшной сказке. Ожившей кошмарной сказке, какими Ирия пугала в детстве Леона и Эйду.

Только бы не споткнуться в полутьме… В почти полной темноте. Малейший шум — это смертный приговор.

…Иссохшие молельщицы натянуто улыбались. А сами сверлили гостей выстывшими глазами. Но согласились укрыть в своих стенах семью лорда Таррента. Ведь столько лет исправно жертвовал на аббатство.

А злобно коситься на хозяев приюта — недостойно. Хватит и того, что нагрубила Анри Тенмару.

До предательства оставалось меньше часа…

Вот и дверь в келью. Неужели дошли?

Здравствуй, прошлое. Еще бы дольше тебя не вспоминать.

Здесь полтора года назад скрывались они с Эйдой.

…Анри еще успел пробиться к ним, когда по коридорам обители громыхали сапоги солдат.

Ирия тогда захлопнула дверь перед самым носом двух отцов-леонардитов. И открыла только подполковнику Тенмару. Не раньше, чем о судьбе вооруженных «служителей Творца» возвестили два глухих вскрика. И падения тел.

А вот вырваться с этажа не удалось уже никому. С обоих концов коридора к беглецам устремились солдаты.

А затем враги ломились в дверь. К двум испуганным девчонкам четырнадцати и пятнадцати лет и измотанному многодневными боями офицеру…

— Побудь здесь. Я скоро вернусь, — голос Карлотты вырвал из прошлого.

Сестра Валентина величественно покинула келью. Почти бесшумно провернулся ключ.

Девушка огляделась. Внутренние засовы здесь теперь — совсем другие. Больше и крепче. Еще бы — предыдущие-то вырваны вместе с ошметками двери. Тоже предыдущей.

Закрыться изнутри? Даже тогда не спасло. А уже теперь-то не поможет точно.

Ирия миг поколебалась. Не метнуться ли во вспененные осенние волны? А то мало ли?

Нет. Утонуть успеется всегда. Решеток здесь нет. И смерть в холодных объятиях волн — единственное, что останется, если Карлотта пошла предавать. Лодки догонят любого беглеца.

«Думаешь, ты никогда никого не предавала?»

5

Одурь душной сантэйской ночи прогнал странный сон.

Обычно Тенмар нормально спал в любых условиях — после Альварена.