Нож вошел под левую лопатку. И вышел наружу, пробив сердце. Последний негодяй умер, не успев вскрикнуть.
Три ножа — и нет трех жизней. Опять.
Джек знал, что никогда не станет жалеть ни о ком из них. Впрочем, вряд ли им позволил бы жить и тот, кто их послал.
Третий, последний из наемников, успел понять, что драться бесполезно. А вот что в живых так много знающих не оставляют — не сообразил. Как и вовремя закричать. Хоть и нет ничего нелепей, чем зовущий на помощь застигнутый на месте преступления злодей. Кого он боялся сильнее: нанимателя или Джека? Или просто не понял, что эта смерть — гораздо ближе?..
— С первым боем!
Крестьянско-рыбацкие штаны — все в прелой хвое, рубаха — ничуть не чище. И локтем Ирия обо что-то шандарахнулась — пока летела наземь.
Над ее головой свистнула одна-единственная пуля. А Джек успел перебить всех врагов — пока «дура-девка» валялась в желто-красно-пятнистых листьях. «Первый бой», нечего сказать! Издевается, что ли?
Зато к брошенной на песок девчонке Ирия успела раньше. Хрупкая брюнетка в сером монашеском платье лежит на боку без движения.
А нет даже зеркальца. Разве что нож поднести…
— Жива, — успокоил спутницу Джек. — Просто шишка на затылке. Идем!
Он бегло осмотрелся по сторонам. А потом без всяких усилий подхватил бесчувственную жертву неизвестных убийц на руки и двинулся с ней к лесу. Назад, в избу.
3
Надо же — морось уже прекратилась, а Ирия и не заметила. Правда, теплее не стало. Да и вымокнуть она уже успела — будь здоров! Хотя, конечно — с купанием в Альварене не сравнишь…
Ну хороша, нечего сказать! Тут человек едва не погиб, а ее еще собственная мокрая шкура интересует!
Ирия зло тряхнула под капюшоном короткими влажными волосами. И струйка воды радостно полилась на лоб…
Правильно — не дергай головой, когда рядом сырые ветви!
Серый рассвет окончательно утвердил господство над черной, осенней ночью — увы, недолгое! И дорога через лес показалась втрое короче. Вон уже вдали на небольшой поляне — изба! Сейчас будет горячий травяной отвар, а то и подогретое вино. Если там, конечно, уже не ждут королевские солдаты…
И сразу стало еще холоднее. Хотя будь страхи Ирии верны — Джек бы почувствовал. Он — точно не предатель. Шанс выдать гостью у него был много раз. Когда она спала, когда он выловил ее из Альварена. Связать и отконвоировать — всего-то…
Да и несчастную чуть не утонувшую девчонку мерзавец спасать не стал бы.
Почему-то мысль о девушке тревожно кольнула сердце. И это беспокойство — вовсе не страх за ее жизнь. Джек сказал: шишка — значит, шишка. Оглушили и хотели утопить? Не мертвой, а живой. Если бы мертвой, где камень на шее? Стоп, а живого топить — разве камень не нужен?
И действительно: почему не привязали груз? И сначала не отвезли подальше от берега? Лодку не нашли? Их там полно!
Ну ладно, змеи с ней, с лодкой — почему жертву не связали?
Зачем трем негодяям топить монахиню? И почему именно топить? Горло перерезать гораздо быстрее.
Джек даже с неудавшейся утопленницей на руках шагал — скорее некуда. Напарница за ним едва поспевала. А думать на ходу — да еще толком не спавши! — нелегко. Во всяком случае, только этим и можно объяснить, почему Ирия сообразила так поздно. Только на пороге избы.
Теперь ясно, кто ночная жертва. И почему, а главное, по чьему приказу ее чуть не убили.
«Помощь принимай, сестру не отдавай!..»
Ирия тогда решила, что речь идет об Эйде. А та здесь ни при чём.
И понятно, кого напоминает спасенная. Ее саму. И Карлотту Гарвиак. Как племянница — тетю. Даже двоюродную…
Кто там что говорил про дальнее родство с Тенмарами? И с Вегрэ.
Творец, спаси этот мир, ибо он — очень грешен!
Джек опустил вдруг очнувшуюся (и разом застонавшую) девушку на широкую лавку, застеленную одеялом из грубой шерсти. Спасенная открыла глаза — карие с легкой прозеленью. Миг ошарашенно смотрела на спасителей — и вряд ли посчитала их таковыми. А затем отчаянно рванулась, пытаясь вскочить с лавки…
— Ты — в безопасности, — медленно выговаривая слова, произнес Джек.
Так обычно успокаивают собак и лошадей. На людей тоже иногда действует.
Подействовало.
Спасенная, опираясь на руку Ирии, осторожно села. И даже смогла взять из рук оборотня кружку с травяным настоем.
Как и куда бедняга собиралась в таком состоянии, остается лишь догадываться.
Ладно уж, Ирия. Сама бы рванула еще проворней. Если бы очнулась в окружении леонардитов. В любом состоянии.
— Пей. Тебе нужно выздороветь, — тем же тоном произнес Джек.
Осунулось лицо, запали глаза. Как же он устал! Возможно, сильнее, чем Ирия.
И оборотень — моложе, чем сначала показалось из-за бороды и усов. Не старше сорока. (Но и намного младше — вряд ли.) Джек годится бывшей графине в отцы. Но никак не в деды.
Странный рыбак или не рыбак накрыл одеялом несостоявшуюся утопленницу. Наконец задремала после настоя.
— Зажги свечи! — попросил Джек Ирию, подходя к окну. — Рассвет.
Бывшая графиня без слов повиновалась. Во-первых — действительно разумнее задвинуть ставни. Мало ли кто пройдет мимо? А во-вторых… Мало ли что во-вторых!
Семь свечей очертили круг на потемневшем дереве стола. И разом придали рыбацкой избе еще больше колдовской таинственности.
А на полу золотые отблески высветили длинную тень Ирии. Вон причудливо колеблется при каждом движении.
А рядом — неподвижная четырехногая тень лавки со спящей девушкой. И тени стола, подсвечника, прочей утвари…
Джек и Ирия сели за стол с бокалами вина. Откуда здесь бокалы? Неважно. Откуда-то ведь взялось остальное.
Блики яркого огня играют на бледном золоте стола, на темном хрустале. И вино — темное…
Откуда на осеннем берегу Альварена южанин с северным именем Джек? А табор банджарон, откочевавший в преддверии зимних холодов вместо юга на север? Откуда, наконец, сама Ирия и чуть не погибшая девушка?
Длинные, тонкие пальцы Джека сомкнулись на бокале. Мозоли рыбака, но пальцы — аристократа…
— Выпей до дна, — попросил оборотень. — Иначе не сможешь услышать.
Ирия, не колеблясь, осушила бокал. Что «услышать», и что с ней еще может случиться?
Да ничего страшного! Что терять тому, кто уже едва не лишился жизни? Если бы не Джек!
Вино зашумело в голове, хоть приходилось пить и крепче. В Ауэнте на ужин принесли быстро пьянящую «Розу». Самую горькую из всего, что бывшая узница когда-нибудь пила или выпьет. Ядренее того, чем сестра Эйды запила первый скандал с отцом. Когда он назвал Ирию худшей из дочерей и своим проклятием.
Но исполнил ее требование. Хоть гнев Полины и взвился выше некуда.
Травы… Травы и свечи.
Или дело не в вине, а в голосах?
Пение… Это поют банджарон…
Нет. Сквозь их музыку доносится совсем иная.
Зов. Бесчисленная тьма голосов. Тысячи… сотни тысяч. Слишком много, чтобы различить.
Нужно что-то спросить у Джека. Очень важное…
— Ты сказал: когда зовешь — может прийти тот, кто ближе.
— Древние силы спят, но их легко пробудить. Хотя чем дальше, тем труднее. Здесь — не Тенмар. Хотя и им трудно. Древние боги редко прощают. И предателей — еще реже, чем глупцов.
— Кто предатель, а кто — глупец?
Вино шумит в ушах. Вино и голоса…
— Ты слышишь их?
…Зарево на горизонте. Башня старого замка. Южной многометровой змеей ползет бесконечная армия врага. Сейчас сожмет в кольцо и задушит…
— Это… не Лиар!
— Это — Тенмар. Последние месяцы Тенмара. Древнего Тенмара. Свободного Тенмара.
— Их… нас, — и это «нас» не кажется странным! — перебили?
— Хуже… Круг замыкается, и времени мало. Всё, что есть, уже было. Они возвращаются, Ирия. Боги. Герои. Люди. Преданные часто возвращаются. Особенно — когда их зовут. Всё кончилось, но однажды в небесах Волк и Дракон истекли кровью. Четверо дали клятву, и ни один этого не понял. Пятый не клялся ни в чём, но его путь предопределен кровью одного и преступлением другого. Шестой знает и помнит всё, но не вправе раскрыть.