Он помог ей выбраться из ванной, обтер полотенцем и обнял за хрупкие плечи своими большими смуглыми руками.
— А вот теперь я держу сказочную принцессу в своих объятиях, и самая волшебная из всех сказок сбывается.
Фэйт ничего не ответила, но по ее лучистым глазам было видно, что и ее самая заветная сказка сбывается.
Их снова ждала волшебная ночь любви, и когда полчаса спустя, слившись в одно целое, они достигли пика наслаждения, Фэйт изогнулась в его объятиях, хрипло выкрикивая его имя и умоляя, умоляя ради всех святых любить ее еще и еще, а его тело забилось в конвульсиях, и из горла вырвался хриплый крик:
— Моя!.. Ты только моя, Дочь Луны!.. Ты навек моя!..
Когда в шесть утра загудел электронный будильник, Мик проснулся в постели один. С кухни до него донесся аромат свежезаваренного кофе, и он понял, что Фэйт проснулась раньше, чтобы успеть приготовить ему завтрак.
Блаженно и глупо улыбаясь, Мик поднялся навстречу новому дню. Никогда прежде он не ждал от него столько радости и счастья. Сегодня, думал он, обтирая себя влажной губкой, пойду на прием к доктору Макардлу и потребую снять с меня эти проклятые бинты, чтобы можно было принимать душ. Правда, доктор хитрая лиса: он вполне может продержать меня в бинтах еще пару дней, чтобы уберечь помощника шерифа от очередных безрассудных выходок.
Мик надел отглаженный мундир, пристегнул кобуру, схватил фуражку и поспешил вниз по лестнице, чтобы приветствовать готовившую завтрак женщину заслуженным ею утренним поцелуем.
Он переступил порог кухни — и замер. Фэйт сидела за столом, одетая в свитер и джинсы, неестественно прямая, судорожно скрестив на груди руки, а рядом с ней стояли ее чемодан и дорожные сумки.
— Что хочет сказать всем этим Дочь Луны? — надтреснутым голосом поинтересовался Мик, чувствуя, как нелепо звучит полушутливое индейское прозвище в данной ситуации. Было ясно как дважды два, что она уходит от него, поэтому вопрос носил чисто риторический характер.
— Я была бы очень признательна, если бы ты, Мик, подбросил меня домой, — еле слышно, но твердо сказала Фэйт.
На лице Мика не дрогнул ни один мускул. Он навис над ней, как огромная гранитная скала.
— Почему?!
— Н-ну… Фрэнк арестован, значит, мне ничто больше не угрожает… и… и мне действительно нужно попытаться стать независимой.
Она его боится, это сразу видно. Проклятье, она его боится! Но почему? Что случилось?
— Ты не имеешь на меня никаких прав, — облизав пересохшие губы, пояснила Фэйт, отвечая на невысказанный вслух вопрос. — Ни на меня, ни на моего ребенка.
Она судорожно закрыла глаза, как наяву услышав голос Фрэнка, вновь будто увидев поблескивание ножа. «Ты моя, Фэйт. И этот ребенок в твоем животе — мой. Я вправе сделать с вами обоими все, что захочу!» И Мик повторил эти слова: сперва насчет ребенка, а сегодняшней ночью объявил, что она принадлежит ему. Мой! Моя! Мое! Боже, само звучание этих слов было ей ненавистно! Фэйт распахнула глаза.
— Я не твоя! — почти выкрикнула она срывающимся от отчаяния голосом. — Не твоя и ничья!
Весь мир вокруг Мика со звоном обрушился. Конечно, она не моя, подумал он отстраненно. Какого дьявола я мог претендовать на то, чтобы такая женщина решилась иметь хоть какое-то отношение к безродному метису?
Не глядя на Фэйт, словно ее вообще не существовало, Мик как во сне налил себе чашку кофе и насыпал в миску кукурузных хлопьев. Он ел, стоя к ней спиной, чтобы не видеть написанных на ее лице страха, гнева и текущих по щекам слез. Чтобы вообще ничего больше в жизни не видеть и не чувствовать. Червяк, корчащийся на крючке, вот кто ты, равнодушно подумал он.
Покончив с завтраком, он сполоснул чашку и миску в раковине, затем, повернувшись, подхватил чемодан и сумки и, не глядя в ее сторону, бросил:
— Едем!
10
— Ба, Мики! — воскликнул Чарли Хаскинс, едва герой прошлой недели вошел в его кабинет. — На тебе же лица нет! С тобой все в порядке?
Не успел Мик выдумать какую-либо причину своего подавленного вида, как в заднюю дверь ввалился Нэйт и, увидев его, заорал:
— Живо чеши к доктору и не показывайся, пока он не осмотрит твои ребра.
Приказ есть приказ. Мик молча развернулся и покинул помещение. Так или иначе, он планировал заглянуть к доктору Макардлу, часом раньше, часом позже — какая разница. Но что же стало с его знаменитым непроницаемым лицом игрока в покер? Такое впечатление, что это уже не лицо, а открытая книга, в которой все читают: у этого парня что-то стряслось.