Я решаю оставить один из ножей и спрятать его под матрас. Просто на всякий случай.
Проверяю окна на кухне, в гостиной. Заперто. Передвигаюсь от комнаты к комнате и пытаюсь открыть задвижки, налегая на рамы и не забывая оглядываться по сторонам.
Потом возвращаюсь на второй этаж, снова дергая дверные ручки на всех дверях, и на этот раз комната напротив моей спальни оказывается не запертой. Она наполнена разным барахлом: тканями, старыми настольными играми, фотоальбомами. Даже швейная машинка есть.
И телефон. Черный дисковый аппарат стоит на одной из полок. Дома у нас тоже был похожий, хотя отец давным-давно его отключил. Трясущимися руками я снимаю трубку и прикладываю ее к уху.
Гудка не доносится.
Я нажимаю на рычажки и снова прислушиваюсь.
Нет сигнала.
С размаху швыряю трубку.
В животе раздается урчание, и я возвращаюсь на кухню, открываю холодильник. Внутри на пластиковых полках ровными рядами выстроились овощи, а бутыли с молоком загораживают, как часовые, наполовину съеденный яблочный пирог. Пальцами отколупнув кусок выпечки, я запихиваю его в рот, держа над раковиной. По подбородку стекает липкий сладкий сироп.
Голод мучает меня, а дурацкие приступы головокружения лишь ухудшают ситуацию. Сколько себя помню, если не удается съесть хоть что-нибудь каждые пару часов, накатывает слабость и дурнота. Тетушки уверяют, что беспокоиться не о чем.
Но сегодня я беспокоюсь.
Вытерев лицо, выглядываю наружу.
И замечаю девочку в окне второго этажа соседнего дома.
Инстинктивно возникает желание отпрянуть, но я этого не делаю. Незнакомка просто стоит на месте, неподвижная, будто статуя.
Может, она сможет мне помочь? Я начинаю размахивать руками.
– Помоги! – кричу я. – Пожалуйста, помоги!
Девочка не двигается, и я начинаю сомневаться, настоящая ли она вообще. Но когда я начинаю колотить по стеклу, она задергивает занавески.
Исчезает.
– Мама, – шепчу я, задыхаясь от слез. – Где ты?
Становится все труднее вспомнить звук ее голоса, тепло ее объятий.
На противоположной стене кухне виден проход, которого раньше не было. Я рисую его на карте и огибаю стороной из опасения оказаться проглоченной и исчезнуть. Каждая дверь в этом доме заперта, как входная дверь с витражным стеклом. И тут она распахивается.
На пороге появляется женщина с коричневыми пакетами в руках.
– Рада видеть тебя в добром здравии, – комментирует она, запирая за собой дверь и пряча ключ в карман брюк. – Проголодалась?
Женщина слишком много улыбается. Слишком старается казаться любезной.
Она относит пакеты на кухню. В раковине до сих пор видны остатки яблочного пирога. Нужно было смыть их.
– Я собираюсь приготовить на обед гамбургеры и отварную кукурузу в початках. – Я ничего не отвечаю, и тюремщица продолжает говорить, доставая коричневую коробочку из шкафчика: – Получила сегодня посылку от сестры. – Там оказывается еще одна фарфоровая фигурка с крыльями и нимбом. – На какую полку ее поставить?
Я пожимаю плечами, используя единственное доступное оружие – молчание. Хотя теперь у меня есть еще одно. Я украдкой ощупываю тупой нож в кармане.
Женщина возвращает статуэтку в коробочку.
– Почти одиннадцать. Скоро начнутся «Молодые и дерзкие». Хочешь посмотреть их вместе со мной до обеда?
Не получив ответ, собеседница выуживает две банки газировки из холодильника и протягивает одну мне.
– Отказов не принимается. Давай же, будет весело.
Женщина садится на диван, но я остаюсь стоять. Она начинает рассказывать о каждом из героев сериала: кто на ком женат, кто умер и вернулся к жизни, чтобы снова умереть.
Но родители хорошо меня воспитали.
Я не сдаюсь. Так и не произнеся ни слова, возвращаюсь в спальню.
В единственную комнату, которая не запирается.
Я жду несколько минут, не появится ли снова девочка из соседнего дома, но, так никого и не заметив, задергиваю шторы. А потом комкаю грубо нарисованную карту этого проклятого места и выкидываю ее в мусорную корзину.
Глава девятая
До
Перед заходом солнца отец просит нас собраться для срочной проповеди.
Скамейки из деревянных досок, которые уложены поверх бетонных блоков, формируют полукруг перед гигантским дубом. Томас притаскивает платформу и устанавливает под ветвями. Держа Милли на руках, я сажусь рядом с Касом и задерживаю взгляд на его широких плечах, обтянутых белой футболкой с отрезанными рукавами, на высокой и резко очерченной линии его скул, на мягком изгибе его губ. Иногда я задаюсь вопросом, смотрит ли друг хоть иногда на меня так же, как я смотрю на него. Задумавшись, я начинаю нервно трясти ногой и грызть ногти, и мама перегибается, чтобы шлепнуть меня по предплечью.