***
- Миллиардер Адриан Блэк был жестоко убит в собственной компании! Адриан Блэк, владелец одной из крупнейших компаний, был убит! – вопил продавец газет. – Говорят, вокруг его шеи обмотали верёвку и выбросили в окно, привязав другой конец в кабинете!
- Адриан Блэк решил сдохнуть? – улыбался на одном из телеканалов давний конкурент. – Выражаю своё сожаление его родным, пользуясь случаем.
-...мы все скорбим об этом замечательном человеке! – мастерски играя горечь утраты, выражали соболезнования коллеги, кои были противниками с ним.
- Я не буду говорить, что соболезную и понимаю боль его дочери, которой сейчас поистине больно. Адриан был прекрасным руководителем со своими требованиями. Я рада, что могла работать с ним.
Разговоры на всех телеканалах сводились к одному имени, которое раньше произносили только с восхищением. Или страхом. Смерть человека развязывает руки. Кажется, именно так некогда говорила моя мать. И теперь злые языки и правда распутались из своих узлов. Грязь, льющаяся непрерывным потоком из уст завистников отца не то чтобы задевала за живое. Просто она с каждым разом вызывала всё большее отвращение к людям. Ведь многие из этих людей раньше готовы были ковриком у ног Адриана Блэка лежать и терпеть, лишь бы он только внимание на них обратил своё. А теперь эти ничтожества перемывали кости покойному человеку.
- Бездушные твари... – мой голос был ломким после долгого молчания. – Как же вы смеете говорить что-либо в его адрес?..
Мне не хотелось выходить на улицу. Там, за пределами дома, было нужно разговаривать с журналистами, с другими людьми и решать дела, связанные с компанией. А ещё слышать как те, кто поливал отца грязью, будут говорить своими погаными ртами о горечи моей утраты. Морально я не была готова к такому. После прослушивания записей с телевизора я решила перейти к просмотру давних домашних видео. Я не прикасалась к ним с момента смерти мамы. Не хотелось вспоминать и раскрывать рану глубже необходимого. Мне с лихвой хватало как каждый встречный не уставал напоминать о её смерти. Теперь история повторялась. Но теперь, однажды пережив трагедию, я не отдавалась своему горю вся. Гореть в агонии потери можно бесконечное количество времени. А у меня была только неделя, которая подходила к концу. Я уже не была ребёнком. И теперь имела чёткие цели. После смерти матери я делала какие-то отсрочки, не стала ни у кого ничего спрашивать. Но в дальнейшем захотела обязательно отомстить. Это не было блажью. Скорее то было можно назвать оформившейся жизненной целью. И хотя я долгое время не хотела признавать, но я надеялась на отца. Надеялась, что рано или поздно он поможет. А теперь...