ся небывало быстро, захватывал разум и топя в панике. Когда голос охрип, девушка смогла лишь отчаянно всхлипнуть и дёрнуться, а потом внезапно поняла, что её руки свободны от веревок и по запястьям уже не бежала кровь от стёртой кожи - верёвка была похожа на леску и Анна не удивилась бы окажись она и правда ей. Сдёрнув с головы мешок, она медлила пару мгновений, не понимая, что здесь происходит. Боли в стёртых запястьях больше не было, да и горло внезапно перестало болеть хотя было сорвано криками ещё минуту назад. Творилось что-то непонятное. Боясь упасть в обморок, вставшая с места Анна пошатнулась, успевая вцепиться во вмонтированное в пол кресло, на котором сидела до этого связанная. Сделала шаг в сторону: босые ноги коснулись каменного пола, но вместо ощущения жгучего холода, при следующем шаге, утонули в какой-то тёплой жиже. Девушка содрогнулась, моля всех известных богов, чтобы там оказалась простая вода, хотя уже по ощущениям поняла, что это далеко не так. Ну почему бы не прорвало трубы в этом холодном подвале? Почему уборщица, например, не могла пролить воду из ведра? Активно работающий мозг тут же отмел столь неправдоподобные версии, потому как в этом подвале нет ни одной трубы, а уборщица сюда ни за что не стала бы спускаться, боясь наказания. Об этом Анна осведомлена ещё с детства, с того момента как впервые забрела сюда, играя в прятки. Подвал собственного дома она знала как никто другой, также как и то, чем занимался здесь отец со своими подчиненными и как именно пытал неугодных ему людей. В этом подвале вообще ничего нет и не было из того, что хотелось бы увидеть Анне. Потому как лучше бы здесь находился винный погреб, нежели пыточная. Однако сейчас все мысли сводились к одному ответу о субстанции под ногами: сколько бы Анна не придумывала версий для успокоения себя же, известный давно ответ никуда не денется. Знакомый запах железа и чего-то солёного, запах, от которого мутит всегда, даже когда она ранит собственные пальцы порезавшись о лист бумаги. Кровь, в которой она стоит босыми ногами всегда останется кровью. Глупо надеяться на то, что когда-нибудь это изменится. Кровь всегда будет преследовать её. Чужая кровь. А где столь много крови, там и трупы. Обезображенные и всегда с глупыми выражениями лиц, что застывают маской на них перед смертью. Анна пошла дальше по трупам, по лужам крови, мешанине внутренностей и не чувствовала ни страха, ни отвращения, ни рвотных позывов. Она не чувствовала ничего. Абсолютная пустота зияла там, где у обычных людей располагается сердце - простая вроде мышца гоняющая кровь, а на деле ведь важнейший орган. И вроде должна была уже захлебнуться собственной кровью, должна была упасть замертво без сердца, но что-то не даёт ей этого сделать. Что-то настойчиво толкало под коленки, заставляло идти вперёд и смотреть на горы обезображенных трупов под ногами с интересом серийного убийцы, который оценивает работу другого психа и будто восхищается тонкой работой, делая пометки для себя. Под ногами неприятно чавкало, сами ноги давно вымазаны в крови, но это не останавливало. На мгновение показалось, что ей даже приятно идти по тёплой крови и Анна тут же пришла в себя, судорожно выдыхая. Помутнение рассудка было непродолжительным, но теперь она никогда не сможет забыть всего ужаса здесь происходившего. И мысли о том, что ей понравилось ощущение чужой плоти под ногами, заставило согнуться и в следующее мгновение она уже стояла опираясь на колени и прощалась с завтраком. Её рвало долго, до желчи и неприятных холостых спазмов. А потом Анна выпрямилась и её дрожащие руки начали слепо шарить по стене пока не нашли рубильник. Адамово яблоко дёрнулось при сглатывании кома в горле и она решительно опустила рубильник вниз и тут же зажмурилась от слепящего света, прикрываясь рукой. Она боялась посмотреть под ноги, поэтому, как только появилась возможность открыть глаза, она смотрела в потолок и на стены так, чтобы вероятность зацепить пол не была равна и восьмидесяти процентам. И всё получалось прекрасно, она даже видела проход к двери, пока не заметила новую вещь в давно знакомом подвале. И теперь невозможно уйти, невозможно не опускать со стены взгляд. Это проклятое зеркало словно завладело её сознанием и заставило обратить на себя внимание. Следующее что она осознала - что застыла посреди подвала, завороженная своим отражением в неизвестно откуда взявшемся здесь зеркале и что не может оторваться от разворачивающейся там картины: отражающаяся там девушка - точная копия её самой, но при этом совершенно другая. Мозг резко включился и девушка закричала, отшатываясь и падая на залитый кровью пол. Её двойник остался стоять и словно специально показывал свои окровавленные руки, а потом поднес одну из них к губам и кончик языка тут же провел дорожку, очищая кожу от столь яркого цвета. Другая Анна наслаждалась вкусом крови и смотрела насмешливо, словно знала все её тайны и собиралась озвучить их все до единой. Отражение было вымазано в крови с ног до головы: мазки на щеках наверняка были каплями, что потом растерли, а волосы словно впитали в себя красную жидкость и теперь свисали сосульками. Губы задрожали от подступающей истерики, руки утонули в крови на полу, да и сама она уже полностью была вымазана в ней. Теперь она поняла, что слишком похожа на своё отражение, только пока не наслаждается вкусом чужой крови. И слово «пока» заставило что-то перевернуться внутри. Будто там что-то со звоном разбилось на мириады осколков. - Мы одинаковы, Анна. Я - это ты. Ты - это пока не я. Пойдем со мной и я покажу как избавиться от боли. Покажу, как надо наказать убийц твоей матери. Я покажу мир твоего отца в тех красках, в которых его видит он! - двойник внезапно оказался не просто отражением, потому что его дыхание вполне реально опалило ухо интимным полушепотом: - Я покажу тебе, Анна, как стать той, которой ты так отчаянно боишься стать... - оно почти коснулось уха губами и выдохнуло на грани слышимости: - Убийцей. Последние слова моего отражения ещё звучали эхом в голове, когда я рванула куда-то вперёд и громко закричала от охватившего меня ужаса. Я не сразу осознала, что всё происходящее было очередным кошмаром и что сижу я в своей двуспальной кровати, смотря на стену с навешанными на неё фотографиями дорогих мне людей. Слишком реалистичным всё ощущалось в этом сне, а руки до сих пор хранили теплоту той крови, в которую пришлось упасть. Сердце отчаянно билось где-то в районе горла, тогда как пальцы до треска ткани сжимали простынь, что и заставило меня прийти в себя. Ещё ни разу в кошмарах моё собственное отражение не предлагало мне стать убийцей, ещё ни разу я не понимала так явно того, что все те люди были убиты мною, хоть и во сне. Сморгнув слёзы - по всей видимости, пока продолжался этот «фильм», рыдала я не только там - мне пришлось поспешно утирать влагу со щек. Как оказалось, весьма вовремя: дверь в комнату скрипнула и сначала появились пакеты, а потом и сам Дилан Картер. Оглядев меня своим коронным взглядом полным скепсиса, он скривился, словно опять съел по меньшей мере три лимона к ряду. Как-то раз напившись мы поспорили и теперь негласно не вспоминаем больше тот неудачный эксперимент, когда съели много этой жёлтой отравы. - Солнышко, ты выглядишь хуже своего сверкающего унитаза! - мой менеджер всегда отвешивал сомнительные «комплименты», но вот с унитазом сравнил впервые. Я прямо-таки ощутила тот момент, когда мой рот приоткрылся в удивлении и я возмущенно на него посмотрела, хотя была благодарна, что он заставил меня переключиться от кошмара. - Уж извини, что не отвечаю твоим запросам, - хмыкнув, я с интересом наблюдала как он ловко ухватил падающий пакет двумя пальцами и сгрузил их все на одно из кресел. Моё врожденное любопытство подняло тело с кровати и не смущаясь Дилана - о боже, да мы видели друг друга не только в нижнем белье! - я босыми ногами прошла по паркету до кресла и поочерёдно заглянула в каждый пакет. И если четыре из них были с одеждой для очередной фотосессии, то вот пятый приковал моё внимание целиком и полностью - там лежало два шоколадных пирожных и я с криками ликования обняла своего менеджера, целуя в обе щёки. Только он мог порадовать меня с утра такой мелочью. На самом деле больше он меня огорчал, забирая такие вот вкусные шедевры прямо из-под носа причитая о моей, цитирую: «прекрасной фигуре, которая не должна быть столь безжалостно убита». Конечно, как модель я была с ним полностью согласна и могла только важно покивать, но как "Анна-хочу-вкусняшку" я была категорически против такого поворота событий. Дилан усмехнулся, и когда я отодвинулась от него, кинул в меня заранее приготовленное полотенце, кивая на ванную и поигрыв