— Но это же Бог твоего отца!
Та взглянула на неё, и слёзы затуманили её глаза.
— Да, это Атон, бог, создатель всего мира, и он любит всех равно, единственный, кто говорил с моим отцом. Мы поклонялись ему с песнями и возлагали цветы на его алтарь, под небом в столице — Ахетатоне.
— Он теперь запрещён в Египте. Ты поклонялась Амену последние десять лет. Можешь ли ты хотя бы помнить бога, которому молились, когда ты была совсем маленькой девочкой?
— Я могу помнить его, и иногда я шептала ему молитвы даже в Фивах. Я поклонялась и Амену тоже, и я боялась. Но они убивают зверей в тёмных храмах этой единственной деревянной фигуры, созданной жрецами. — Она подняла голову. — Я бы бросила сейчас Амена и вернулась к Атону, который был со мной так давно.
Тоаса покачала головой. Она сама не слишком разбиралась в богах, ни в одном, ни в другом. Она отдавала должное, как обычно, божествам любой страны, в которой ей случалось бывать, и приносила жертвы Миносу за удачу своих путешествий, но больше затем, чтобы успокоить страхи людей, чем из-за собственной сильной веры.
— Ты можешь занять каюту, — сказала она. — Она забита грузом, но ты можешь найти себе немного одежды и постель на одном из сундуков. Пепи может спать за твоей дверью, если хочешь, а меня ты позовёшь, если понадоблюсь.
— Ты думаешь, мы действительно сможем добраться до Кипра? — вздохнула она.
— Кто знает. Это зависит от того, как скоро Эй обнаружит, что тебя увели, и как скоро он решит, что ты уплыла вниз по реке с критским кораблём, который так подозрительно поспешно сегодня отчалил, а потом, это зависит от того, как быстро смогут плыть её люди и будет ли нам дуть попутный ветер. Она может погнать на смену рабов и вдвое превзойти нас числом, но при хорошем ветре или в открытом море я покажу пятки любым египетским кораблям. Мы должны постараться, вот и всё.
— Ты откровенный человек, — сказала она, помолчав. — Но ты не видишь явной облавы. Для чего ты стараешься, Тоаса?
— Чтобы вернуться на Кипр с головой на плечах, — щёлкнул она языком и отвернулась, чтобы понаблюдать за гребцами.
========== 5 ==========
К утру усилившийся ветер наполнил паруса, и Тоаса позволила своим уставшим гребцам поспать. «Им позже понадобятся силы, — думала она, — возможно, ненамного позже, если войска фараона были недалеко позади».
Сама она дремала урывками, пока они всю ночь работали, и теперь чувствовала себя вполне выспавшейся. Она пошла на корму и сменила рулевого, который со вздохом свернулся на досках и вскоре отключился. Тоаса дежурила на носу корабля, и, казалось, что она была единственным бодрствующим человеком на борту.
Забрезжил южный рассвет, прошёл день, а затем вновь воцарилась тьма. Луна зашла, и только величественно кружащиеся звёзды на небосводе освещали путь. Здесь и там на невидимых берегах поблёскивал огонь, но они молча скользили мимо по воде, и огни потерялись из виду. Глядя вперёд, вдоль корпуса корабля, она могла разглядеть неясную плоскость паруса, а река слабо блестела на одну-две сажени от берегов. Она стояла одна в ночи, посреди звёзд и безмолвия.
Было очень тихо, луна зашла.
Только тихое и грустное шуршание ветра и плеск слабых волн нарушали тишину. Прохладный и сырой ветер трепетал вокруг Тоасы, подобно мантии. Её слегка знобило. Лишь одинокий протяжный лай собаки или вой шакала ненадолго нарушали тишину и смолкали; а иногда крокодил щёлкал хвостом или бегемот колыхал поверхность реки шлёпаньем и брызгами, звук которых далеко разносился в беззвучной ночи.
Кто-то шевельнулся в массе спящих людей, поворчал и хмыкнул во сне. Странно, как беспомощны даже сильнейшие на этой тенистой земле. Тоаса вздохнула, и ветер поглотил этот слабый звук. Ещё кто-то шевельнулся, вышел из каюты под ней и встал на свободное место, вглядываясь в Нил. Могла ли и Анхсенамен не спать?
— Иди сюда, — сказала Тоаса очень мягко, и ветер донёс до неё эти слова вместе с журчанием воды и скрипом досок и канатов. — Иди сюда и поговори немного со мной.
Она стала подниматься по короткой лестнице, — её белое платье светилось во мраке, — и вышла туда, где стояла Тоаса, — у руля. Когда она была близко, Тоаса могла разглядеть её лицо и фигуру, черты, едва различимые из-за темноты.
— Где твой маленький друг? — спросила Тоаса, зная, что это не то, что нужно было сказать.
— Он спит. Бедный Пепи, он был так озабочен и так много работал. — Она опёрлась на перила, не глядя на неё, уставившись мимо реки на берег с неясными в темноте очертаниями. Немного погодя она засмеялась, ветер подхватил и разнёс грустный слабый смех. — Странно или нет, что единственным другом царицы Египта будет горбатый раб?
Тоаса не смогла удержаться от грубой реплики:
— А теперь ты так несчастна для бедной царицы,
— Нет, больше нет. — Она чуть отодвинулась от неё, но не ушла высокомерно, и Тоаса вспомнила, что она была, кроме всего прочего, очень молода. — Но грустно, когда у тебя нет предназначения в жизни.
— Это твой выбор, — заметила Тоаса, полуулыбнувшись. — Тебе может это не понравиться, ты знаешь. С тобой всё может случиться.
— Но я ещё буду жива, капитан Тоаса.
— Ты боишься умереть?
— Нет… Да… О, я не знаю. Мои родители мало думали о том, что будет после смерти. Они говорили, что любящий Атон позаботится о нас. А потом они умерли, и жрецы Амена вернулись назад. — Она заговорила более высоким тоном, немного дрожа. — Они даже не позволили моему отцу, мёртвому, мирно спать. Они достали его бренные останки из могилы, которую он выбрал, и положили его, в бесчестье, вместе с его матерью. Они никому не позволяют произносить его имя, разве что «этот преступник Эхнатон». Ничего не останется в память о нём, так что во времена, когда он умрёт даже в ином мире, о нём, у которого не было ничего, кроме любви ко всему, что есть в мире, забудут. Они намекали, что если бы нам, Тутанхамону и мне, не нравились старые боги, нас бы не похоронили, наши души бездомно странствовали бы… О, я не знала, чему верить. Был ли Амен или Атон ненастоящим богом, или же все боги были ложью, а эта жизнь — короткой бессмысленной случайностью, или… — Она повернула к ней своё лицо, и в свете звёзд блеснули слёзы. — Тоаса, во что ты веришь? Что считают правдой на Кипре?
Та покачала головой.
— Одни — одно, другие — другое. Что до меня, то у меня достаточно дел в этом мире, чтобы беспокоиться о мире ином.
— Но когда ты умрёшь, что дальше?
— Кто-то рассказывал мне одно, кто-то — другое, но я никогда не слышала ничего из уст того, кто уже умер. Так что я подожду и посмотрю сама. Я говорю так, а вы, египтяне, слишком много думаете о своей последующей жизни. Ты цепляешься за эти мечты и получаешь от этого удовольствие, но забываешь обо всём остальном.
— Я так думаю. Это была хорошая жизнь, и я пытаюсь её поддерживать. — Она неуверенно улыбнулась. — Я так старалась, но только я следовала этому, а весь ход вещей в этом мире изменился.
— Хм?
Она рассказала ей, как написала царю хеттов, сразу после смерти своего мужа, и предлагала брак одному из его сыновей.
— У меня было семьдесят дней или около того, пока они готовили мумию Тутанхамона. После этого я стала бы им не нужна. Но брак с дочерью фараона порождает притязания на трон Египта. Поступил так однажды старый Шуббилулиума… — И с торжественностью в голосе: — Что было бы не по силам объединённым Египту и Хеттскому царству! Чего бы не могли они сделать!
Тоаса слегка присвистнула. Была ли это та испуганная девушка, которая чуть не упала в обморок во время драки у ворот дворца? Это дитя попыталось совершить такой поступок, что люди помнили бы десять тысяч лет!
Дочь фараона — потомок людей, которые прогнали варваров-гиксосов из государства, завоевали Сирию и заставили трепетать народы Азии, — ради всех богов, это что-то значило!