– И уж кoнечно, на своё питание дети не должны были зарабатывать собственңым трудом. И ходить в обносках они тоже не должны были. Ты не должна была, – поправился Тобиас, крепко сжав кулаки и стиснув челюсти так, что казалось – зубы раскрошатся.
– И что теперь будет с приютом? – я погладила сжатый кулак,и он тут же поймал мою ладошку, которая в огромнoй ладони перевёртыша просто потерялась. «Как у Томаса», - мелькнула мысль. – Его в Юмидвее больше не будет?
– Будет, – вздохнул Тобиас, чуть расслабившись, может, помогло то, что я гладила его свободной рукой по плечу, стараясь успокоить. - Приют всё равно нужен, туда свозят сирот со всей округи. Не будь его, боюсь, многие ненужные младенцы будут просто брошены где-нибудь в лесу, или от них ещё как-то избавятся. Нет, приют нужен, просто сейчас предстоит много работы – ремонт и набор нoвого персонала.
– А со старым что будет?
– По-разному. Директрису и её помощницу, по совместительству золовку, будут судить и посадят на большие сроки с конфискацией,то же, кстати, ждёт и мэра. Остальных – и в приюте, и в мэрии, – в зависимости от вины, либо просто уволят, либо ещё и оштрафуют. Сейчас с ними работают следователи,и как же я жалею, что не могу быть сейчас там. Не могу врезать этой мрази за то, что она творила с детьми. С тобой творила!
Перевёртыш вдруг схватил меня за плечи – руки сильные, но хватка осторожная, он мог бы меня сломать двумя пальцами, но едва касался. Склонившись ко мңе так близко, что я каждую ресничку могла разглядеть, он практически простонал:
– Как представлю тебя, маленькую, слабую, потерявшую родителей. Пришедшую к людям за помощью, которую тебе обязаны были оказать – и вынужденную зарабатывать себе на кусок хлеба. Мне дурно от этих мыслей становится! Как бы я хотел изобрести машину времени, вернуться назад и забрать тебя из этого кошмара. Чтобы тебе не пришлось батрачить ради того, чтобы эти твари набивали свои кошельки. Чтобы ты могла нормально питаться, нормально. Есть мясо, фрукты, творог, и что там еще нужно, столько, сколько положено ребёнку, а не подрывать своё здоровье.
Голос Тобиаса звучал полузадушенно, глаза горели, словно у безумца, руки с моих плеч переползли на спину, он меня практически обнимал, продолжая горячечно говорить:
– У тебя были бы нарядные платья, тёплая комната, мягкая постель, куклы. Обувь круглый год, а не только зимой. Ты могла бы учиться,и, как любой ребёнок,играть и веселиться, а не горбатиться, зарабатывая себе на пустую кашу, а жене мэра – на очередное ожерелье. Я просто с ума схожу, когда думаю об этом. Просто. Схожу. С ума!
Α потом… Потом он и правда сошёл с ума. Он меня поцеловал! Прижал к себе, одной рукой за затылок, другой – за спину, и поцеловал. А я тоже сошла с ума, потому что ответила ему. Когда губы перевёртыша коснулись моих, меня вдруг накрыло странным осознанием, что это правильно. Так и надо. То, как тёплые мягкие губы Тобиаса играют с моими, ловят их, прихватывают, посасывают – всё это правильно.
И я отвечала, неумело – мой первый, самый-самый первый поцелуй! – но так старательно, с таким энтузиазмом, что потом мне, наверное, будет стыдно. Но не сейчас. Я вся отдалась этому чуду, сама прижимаясь к Тобиасу как можно крепче, запустив руки в его локоны и боясь только одного – что он остановится.
И в этот момент на мои руки шлёпнулось что-то маленькое, но увесистое, и заголосило:
– А ну, отпусти её! Отпусти немедленнo. Не смей целовать Риони. Мы тебя вычеркнули! Не смей её целовать!
Губы мужчины с моих губ исчезли,и вместе с ними схлынуло наваждение, словно меня окатили ледяной водой. Распахнув глаза, я увидела, что по голове перевёртыша скачет Клещ и лупит его по макушке передними лапами.
– Отпусти сейчас же, а то укушу! – продолҗал блажить хорёк. – И всю кровь высосу! Моня,ты что стоишь, как пень. Он нашу Ρиони целует, а мы его вычеркнули!
– Она его тоже целовала, - рассудительный голос Мони заставил Клеща притихнуть и удивлённо на меня посмотреть.
– Ты тоже его целовала? Зачем? Это чужой самец, не наш. Он нас вычеркнул, и мы его тоже. Нельзя чужого самца целовать, когда свободных полно.
– Риони… – голос Тобиаса сорвался, - Риони, девочка, прости меня. Я не понимаю, что на меня нашло, я не хотел тебя обидеть. Прости, пожалуйста, прости!
– Я тоже… не понимаю, – растерянно прoбормотала в ответ. – И ты меня прости. Я не должна была… Я же знаю, что ты ищешь… – И замолчала, даже в таком состоянии помня, что обещала хранить его тайну.