Оля заглянула к своей старшей. Наташа, как всегда, сидела перед монитором.
— Ната, я в мастерскую. Михаил Васильевич на твоем попечении. Если что — позовешь.
Мила помогала матери ставить высохшие глиняные фигурки на обжиг и, не переставая, задавала вопросы. История с Надей, с Михаилом Васильевичем не давала ей покоя.
— Какой бедный старенький дедушка, — говорила она. — Почему он так не нравится своему сыну?
Мила была уверена, что Михаил Васильевич — отец Матвея, ведь она слышала, что и его фамилия Ковалев. Ольга не стала ее разуверять, а просто сказала:
— Иногда люди не понимают друг друга из-за незначительных мелочей, Мила. Но ведь ты хорошо ладишь с Надей. Ты можешь ей как-нибудь сказать, что к дедушке можно бы относиться получше.
— С Надей все не так просто, — ответила Мила. — Она хорошо ведет себя, когда ее любят. Она сказала мне, что раньше ее никто по-настоящему не любил.
— Наверное, ее все же любила мама. Но это было давно. У Нади нет родителей, Мила. Они умерли, — сказала Ольга.
— Это точно? Откуда ты знаешь? Разве они не бросили ее?
— С чего ты взяла?
— Костик говорил. Его папа — таксист. Одна женщина посадила Надю к нему в машину и сказала, что она должна ехать к отцу. Тут есть о чем подумать.
— Не думай об этом. Костик сказал, его папа сказал… Надиных родителей нет. Есть дедушка. И поверь, было бы здорово, если бы ты смогла объяснить Наде, что он очень нуждается пусть не в любви, но хотя бы в добре и ласке.
Когда Михаил Васильевич проснулся, то обнаружил у своей постели Рукавишникова-младшего. Он пришел с тренировки, и Наташа велела ему присматривать за больным.
— Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? Хорошо? — спросил Кир.
— В мои годы вряд ли можно найти человека, который бы действительно хорошо себя чувствовал. Ведь мне семьдесят. Скажем так, мне стало получше. Устраивает, молодой человек?
Михаил Васильевич натянул одеяло до подбородка.
— Теперь вы пойдете на поправку, — уверенно сказал Кирилл. — Папа любого вылечит, а мама выходит.
— У тебя добрая мама.
Кир согласно кивнул.
— Я знаю. А вы знаете, как из шишек делать кораблик?
— Из шишек?
— Берутся четыре сосновые шишки, коробка спичек и пластилин. Пластилина не должно быть слишком много, иначе корабль потонет. Ну, еще хорошо бы найти что-то для паруса…
Охваченный своими мыслями, Михаил Васильевич почти не слушал детскую болтовню. Потом, взглянув на мальчика, спросил:
— Вас ведь у мамы трое?
— Да. Наташка, Мила и я. А вам хотелось бы иметь много внуков?
— Очень, — ответил он, и в его голосе послышалась грусть.
Пришла Ольга с бульоном.
— Кир вас развлекает? — спросила она с улыбкой.
— О да! Мы тут беседовали про кораблики. Мне очень неловко, что из-за меня вы так хлопочете, — сказал Михаил Васильевич. — Ведь я вам совершенно чужой человек.
— Мы любим гостей. Не морочьте себе голову, лучше побыстрее поправляйтесь. Ешьте, ешьте. А ты, Кир, садись за уроки. — Ольга подтолкнула сына к выходу.
Поев, Михаил Васильевич снова заснул, и Ольга, забрав посуду, спустилась вниз.
Мила собиралась с Шелби на прогулку, когда пришел Георгий Владимирович.
— Как дела у Нади? — спросила она.
— Наша Надя болеет.
— Я могла бы ее навестить, — предложила Мила.
— Не сегодня. Пусть отлежится. Приходи завтра, ладно?
Мила кивнула и убежала за рвавшейся на улицу собакой.
Ольга предложила гостю присесть. Изучающе глядя ему в глаза, она сказала:
— Михаил Васильевич снова спит. Может, это и к лучшему. Знаете, он мне все рассказал. И, кажется, я могла бы предложить вам решение. Если, конечно, вы хотите всем этим заниматься.
Ольга вопросительно глянула на Георгия Владимировича.
— Какое же?
— А что, если Михаил Васильевич стал бы кем-то вроде отца для живого, вашего Матвея?
Он удивленно взглянул на нее:
— То есть как? Отцом и… Постойте. Ну да, это могло бы решить проблему! Но… Ведь все может выглядеть так, будто мы охотимся за его деньгами!
— Какая вам разница, что и как может выглядеть! Разве дело в этом? И для кого — «выглядеть»? Для него деньги совершенно ничего не значат. Вы знаете, что он мне тут нарассказывал? Поймите, он одинок и несчастен. Вы бы хотели когда-нибудь остаться совсем один?
— Только не думайте, пожалуйста, что я не забочусь о том, как бы ему помочь, — буркнул Георгий Владимирович.