Я слушала его мрачный рассказ о боли и смерти, о ненависти и мести и слезы катились по моим щекам. Я уже поняла, кто такие Брандон Литон и Ашлин Ларк. И кто такая их новорожденная дочка…
— Знаешь, я ведь хотел тебя убить, — проговорил Аеск, глядя мне прямо в глаза. — Стоял в той самой комнате, перед этим самым окном, держал тебя на руках на весу над пропастью, в которую шагнула Юталия. Я хотел выбросить тебя. Я был ослеплён яростью и искренне желал, чтобы Брандон Литон ощутил то же самое горе, что сжигало меня. Но ты улыбнулась мне… и я не смог. Я увез тебя в Лигейю, порвав все магические связи между тобой и родителями, так, что, сколько бы они не запускали поиск, он ничего не показал. В мыслях у меня был новый план, пожалуй, еще страшнее и изощрённее первого — отдать тебя в один из самых грязных притонов нашего полиса, чтобы ты выросла порочной дешевой шлюхой, а затем подложить в постель к собственному отцу. После рассказать ему об этом…
— Но ты же этого не сделал, Аеск… — в ужасе я качала головой. — Нет, не сделал, ведь так? Ты же не способен на такое, я не верю…
— Ты не знаешь меня, Маргери… Не представляешь, какая бездна ненависти сокрыта в моей душе… — мрачно проговорил лорд-маг. — Знаешь, кому я отдал тебя на воспитание? Безрукому Пьеру, тогдашнему королю отверженных Лигейи — убийц, грабителей, воров, мошенников, и, пожалуй, это было немногим лучше варианта с борделем. Ты должна была вырасти не шлюхой, а бедной нищенкой, несчастной оборванкой, если б не умерла раньше от голода, холода и болезней. Я посчитал месть свершенной. Но я не знал, что в дело вмешалась моя драгоценная бабушка. В зашифрованном в ее мемуарах послании я прочел, как все было. Она пошла к Пьеру, который был ей обязан, и отобрала у него ребёнка. Затем при помощи нашего родового артефакта-медальона и крови наложила на тебя сильнейшее заклинание химеры, скорректировавшее твою внешность в обратную сторону. Она посчитала, что этим убережёт тебя от притязаний жрецов Хеб, которые, как она знала, имели весьма распущенные нравы. После Корнелия отдала тебя в храм Хеб, а за то, чтобы ребенка приняли, подарила храму редкую статуэтку одетой богини. Бабушка считала, что в тридцать лет ты выйдешь из храма сильной и независимой жрицей. К этому прибавится еще и красота, и ты сможешь жить, как захочешь.
Я слушала его и никак не могла поверить во все то, что он говорил. Это было правдой, но такой ошеломляющей, сокрушительной, сбивающей с ног и выводящей из равновесия правдой, которую очень сложно осознать и принять.
— Почему тогда заклятье пало раньше? — еле вымолвила я. — Почему моя внешность вернулась ко мне?
— Корнелия была очень сильной и хитрой магичкой, просчитывающей ситуацию на несколько ходов вперед, — задумчиво проговорил Аеск и поднял на меня глаза от бокала. — Но она никак не могла предположить, что твоим первым мужчиной буду я. Твоя девственная кровь и мой медальон-артефакт… Это сочетание оказалось настолько убийственно сильным, что химера слетела с тебя. Думаю, с этим и связано то, что моя сила перешла к тебе. На медальоне наш герб, а на гербе, как ты видишь, два сокола и две змеи. Это символ обмена колдовскими потоками, перетекания, перехода магии…
— Почему тогда ко мне перешла и сила Джерта?
— Он спал с тобой? — голос Аеска враз охрип. — Он спал с тобой после меня, так? Какой же я болван, что спрашиваю… Ну, конечно же, спал. Глядя на тебя, трудно подумать, что могло быть иначе…
Мужчина на пару секунд замер, а затем неожиданно резким движением опрокинул бокал с вином. Хрупкий хрусталь, жалобно зазвенев, разлетелся на тысячу осколков.
Он разозлился? Почему?
— Джерт думал таким образом получить твою силу, которая оказалась у меня, — поспешила объяснить я, избегая смотреть ему в глаза. — Но сам лишился своей.
— И ты сбежала от него, потому что он захотел получить свою и мою магию обратно? — перебил Аеск.
— Джерт не знал, как это сделать, но был готов на все. Он поехал к какому-то древнему старцу, который должен был сообщить ему способ…
И я замолчала, потому что лорд-маг засмеялся. Правда, не особо весело, но было видно, что его это позабавило.
— Все-таки жрец довольно-таки посредственный маг, — с усмешкой проговорил Ланфорд. — Не зря он мечтает о моей силе!
— Мы в храме, наоборот, думали, что сильнее Джерта мага нет, — пролепетала я.
— Это каким же надо быть самовлюбленным идиотом, чтобы внушать подобное глупым, наивным девушкам? — Аеск выгнул бровь. — Я не знаю, почему потенциал Джерта перешел к тебе, скорее всего, его зацепило остатками магии моего медальона, но я точно знаю, как заполучить эту магию назад. Смысл ритуала довольно прост и именно его, скорее всего, сообщит Джерту тот старец.
— И что же? — вскинулась я. — Так сделай это и забирай свою магию обратно. Мне чужого не надо!
— Ты не представляешь, о чем говоришь… — сумрачно сказал Аеск. — Я найду другой способ все исправить. До этой поры ты должна остаться в этом доме под моей защитой и покровительством…
ГЛАВА 15. На море и на суше
— Говори, Аеск… — я нахмурилась.
Он сидел напротив меня и молчал, откровенно некрасивый, опустошенный после своего страшного рассказа, но такой… желанный, несмотря на тот ужасный поступок, что он совершил в юности. Я хотела его возненавидеть — и понимала, что не могу. Он ни слова не сказал о том, что сожалеет, но это сожаление стояло в его глазах, будто присыпанных пеплом давнего, застарелого пожара.
Подчиняясь внезапному порыву, я встала, обошла стол и, обняв его, скользнула к нему на колени.
— Нужно задушить тебя. Во время соития. Это стопроцентный способ получения твоей силы, магии и… энергии жизни, — ровно ответил он, не делая движения в ответ, чтобы обнять меня. — Маргери, не надо, пожалуйста… Все в тебе напоминает мне о человеке, из-за которого погибла моя сестра. Если думаешь, что моя ненависть прошла, то ты ошибаешься. Даже сейчас мне в голову лезут мысли, каким образом можно тебя использовать, чтобы причинить Брандону боль. Я ненавижу тебя, Маргери, за то, что ты жива, в то время, как моя сестра уже сгнила в могиле. Я люблю тебя, Маргери, за то, что ты жива и такая восхитительная, о какой я и мечтать не мог. Я хочу убить тебя, Маргери, за то, что я люблю именно тебя. Я хочу попросить твоей руки и не расставаться с тобой уже больше никогда. Вот, что творится у меня в душе, моя девочка. И это только верхушка айсберга.
Он говорил все это ровным и спокойным голосом, и я ужасалась его словам и тоже ненавидела его за то, что лишил меня родителей и так кошмарно распорядился моей судьбой. Но в то же самое время я любила и желала его, Аеск Ланфорд был единственным человеком, кто за все девятнадцать лет моей жизни, отнесся ко мне по-доброму. Хоть и не знал, что я дочь его заклятого врага… Мне отчаянно хотелось, чтобы он ответил на ласку.
Я прижалась к нему теснее, жадно вдыхая его запах мускатного ореха и шафрана, вишни и амбры. Это — танцы на горячих углях из лакированного рояля. Это — холодный дым живучей ненависти. Это борьба не на жизнь, а на смерть в высоких луговых травах.
Мои губы так близко к его губам. Сейчас я понимаю, что его зеленоватые глаза — глаза змеи, они загипнотизировали меня, и я не смогла бы остановиться, даже если бы захотела.
Но я не хотела. И я поцеловала его.
Аеск смог продержаться целых три секунды, а потом ответил на мой поцелуй — жадно, горячо, ненасытно. Его рука скользнула по моему колену, задрала подол и нырнула мне между ног, отчего я ахнула, откинув голову назад.
Он — то, чего я желала сейчас больше всего на свете. Моя необходимость. Враг моего отца — мой враг, не так ли?
Мысли путались, я задыхалась от острого желания, пробравшего с головы до кончиков ногтей, которыми я царапала тонкий лен его рубахи. Аеск обхватил меня за бедра и вместе со мной опустился на пол у камина.
Задрав юбки, я приняла его в себя, и это было так потрясающе и так чудесно — ощущать его под собой и двигаться на нём, рваться ему навстречу. Аеск притянул меня вниз и накрыл мои губы долгим поцелуем, и в этот самый момент я резко выпрямилась и рассыпалась на миллиард осколков по всей вселенной. Я кончила с его именем на устах.