Выбрать главу

Страсти так накалились, что лорд Этлон решил положить этому конец. Он мог бы просто освободить Габрию от любой ответственности, но он знал, что с желаниями народа следует считаться. Несколько дней назад он с большой неохотой дал согласие на суд особой формы, принятой в клане, когда восемь человек определяли степень виновности и наказания для подсудимого.

К ярости Талара леди Тунголи настояла, чтобы совет суда состоял из четырех мужчин и четырех женщин. Женщины обычно не допускались в суд, но леди сказала, что, поскольку проступки Габрии имели столь большие последствия, будет справедливо, если женщины помогут суду. Лорд Этлон поддержал ее. И вот четверо мужчин — два старца, воин и ткач, и четверо женщин — жрица Амары, две жены и знахарка, собрались холодным осенним днем, чтобы решить судьбу Габрии.

Девушка снова переменила позу и откинула волосы со лба. Жара становилась все более невыносимой. Капли пота покрывали ее лоб, а длинная юбка казалась слишком тяжелой. Она хотела, чтобы все это поскорее кончилось, чтобы они поторопились. В особенности Талар. Громкий голос жреца все еще звучно сотрясал воздух. Нахмурившись, Габрия попыталась вникнуть в то, что он говорил.

— Я не осуждаю Совет за то, что эта женщина избежала наказания за свои деяния, — гремел его голос, голос человека, уверенного в своей правоте и преданности закону. — Вожди слишком обрадовались тому, что лорду Медбу не удалось осуществить своих дьявольских намерений. Но они не заметили, что зло только сменило маску. Эта ведьма, — он ткнул пальцем в Габрию, — до сих пор жива. Основательная возможность истребить магию в нашем клане у нас в руках. Бог дает нам возможность показать всем в долинах Рамсарина, как мы обходимся с ведьмами. Мы не пощадим их! — его голос был подобен грому. — Хулинин, мы обязаны вырвать с корнем ростки магии, пока они не распространились. Пусть смерть будет ей наказанием! Уничтожить ведьму!

Жрец еще не замолк, когда со своего места поднялся Пирс, лекарь, и потребовал слова.

— Я еще не закончил, — возразил Талар. Он чувствовал, что полностью овладел вниманием присутствующих, и хотел довести свою мысль до конца.

Лорд Этлон, однако, уже устал от разглагольствований Талара.

— Мы достаточно слушали вас, жрец, пусть выскажутся и другие. Пирс, вы можете начинать.

Лекарь, не обращая внимания на Талара, повернулся лицом к членам суда. Его бледное лицо и светлые седые волосы казались почти бесцветными в свете факелов, но в его голосе не чувствовалось робости. Старый Пирс любил Габрию как родную дочь и собирался сделать все возможное, чтобы спасти ее.

— Хулинин! Я не хочу пачкать рук в крови здесь ли, в нашем клане, или где-нибудь еще. Согласно нашим законам я чужой, но за те одиннадцать лет, что я прожил с вами, я всегда видел только уважение, преданность и смелость в вашем обращении с кем бы то ни было. Эта девушка, стоящая перед вами, — разве не имеет она тех же прав, что и вы? Когда ее клан был истреблен Медбом, Габрия была способна лишь одним способом покарать убийцу близких. Когда она поняла, что вполне владеет магией, она не укрыла от нас свой талант, она применила его, чтобы спасти нас всех. Да, с точки зрения ваших законов, действия Габрии были неверны, но это было единственное, что имелось в ее распоряжении. Совет Лордов освободил ее от наказания за использование запретного искусства. Неужели же мы повернемся спиной к этому мудрому решению? Неужели мы убьем ее за то, что она была в состоянии противостоять врагу сильнее, чем все воины нашего клана вместе взятые? Она не заслужила смерти, она заслужила лишь наше уважение.

Пирс встретился глазами с каждым из восьмерых, будто хотел закрепить сказанное в их мозгу, затем ободряюще улыбнулся Габрии и сел.

В толпе задвигались, послышались приглушенные голоса.

Следующей встала леди Тунголи. Как вдова лорда Сэврика и мать Этлона она пользовалась особым почетом и уважением среди женщин Хулинина. Все голоса смолкли, когда она кивком приветствовала суд и стала говорить.

— Я буду говорить от своего имени, а также от имени тех, кого сегодня нет с нами.

Она говорила негромко, но ее голос проникал в самые отдаленные уголки зала.